Проповедь читать легче чем быть святым
Николай Алексеевич Островский. Как закалялась сталь
Проповедь читать легче, чем быть святым.
Другие цитаты по теме
Всё же у меня остаётся несравненно больше, чем я только что потерял.
Если у большевика жена — товарищ по партии, они редко видят друг друга. Тут два плюса: не надоедят друг другу, и ссориться некогда!
Всё же у меня остаётся несравненно больше, чем я только что потерял.
Грош цена тому, кто не сможет сломить дурной привычки.
Проведя его через столовую в комнату с громадным дубовым шкафом, Тоня открыла дверцы. Павел увидел несколько сотен книг, стоявших ровными рядами, и поразился невиданному богатству.
Шлепнуть себя каждый дурак сумеет всегда и во всякое время. Это самый трусливый и легкий выход из положения. Трудно жить – шлепайся. А ты попробовал эту жизнь победить? Ты все сделал, чтобы вырваться из железного кольца? А ты забыл, как под Новоград-Волынском семнадцать раз в день в атаку ходили и взяли-таки наперекор всему? Спрячь револьвер и никому никогда об этом не рассказывай! Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной.
Годы дают нам опыт, учеба – знание, и все это не для того, чтобы гостить по лазаретам.
Слова, Тая, не доказательство. Тебе остается одно: поверить, что такие, как я, не предают своих друзей. только бы они не предали меня.
Человек управляет привычкой, а не наоборот.
Темнота развязала руки. В черной темени легче раздавить человека: даже шакал и тот любит ночь, а ведь и он нападает только на обреченных.
Святость – цитаты
(страница 2)
Идеалисты иногда превращаются в святых, но чаще – в тиранов и охранителей тиранства.
Дьявол столь же необходим святым, как и Бог, ибо без искушений и соблазнов их жизнь была бы лишена всякой заслуги.
Мужчина хочет сделать из женщины грешницу или ангела. Грешницу — чтобы с ней развлекаться, ангела — чтобы быть им любимым с нерушимой преданностью. Но истинная женщина ломает его планы, ибо для неё нет ни греха, ни святости.
Святость создается любовью. Святые – это люди, которые сильнее всего любили.
Единственная разница между святым и грешником та, что у святого всегда есть прошлое, а у грешника — будущее.
Проповедь читать легче, чем быть святым.
Кто согласится жить с мужчиной, идеально красивым, обаятельным и к тому же святым?
За что превозносят любовь? За страдания. Людям нравится ощущать себя святыми мучениками, заложниками страстей. Любовь — сложнейшая эмоция, но она конечна, как и всё в этом мире. И нет в ней ничего святого, как и в тех, кто верит и ждёт её.
Мораль никогда не бывает реальностью, иначе весь мир стал бы святым.
Чужими грехами свят не будешь.
Дети святы и чисты. Нельзя делать их игрушкою своего настроения.
У каждого святого есть прошлое. У каждого грешника есть будущее.
Прекрасна и священна надежда в ребёнке, никогда не знавшем ничего, кроме горя.
Быть святым — исключение; быть справедливым — правило. Заблуждайтесь, падайте, грешите, но будьте справедливы.
Все мужчины — лжецы, болтуны, лицемеры, гордецы и трусы, похотливые, достойные презрения. Все женщины — хитрые, хвастливые, неискренние, любопытные и развратные. Но самое святое и возвышенное в мире — это союз этих несовершенных, отвратительных существ.
Правила не всегда святы, в отличие от принципов.
Любовь сильнее всего, святей всего, несказаннее всего.
Поэзия, искусство и знание чисты и святы.
Здоровье — не предмет медицины; а святость — не предмет теологии.
Авторы и их творения
© 2011-2021 Цитаты и афоризмы на все случаи жизни
Поучение 1-е в двадцать пятую неделю. О любви к Богу
«Возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея: и всею крепостию твоею и всем помышлением твоим» ( Лк. 10:27 ; Мф. 22:37 ).
Возлюбленные братия! Свойственно любви часто воспоминать и помышлять о любимом; свойственно любви часто направляться и устремляться сердцем и душою к любимому. Непрестанно помнить любимого и помышлять о нем, непрестанно ощущать себя привлеченным к любимому свойственно любви совершенной. Богу угодно, чтоб такою совершенною любовью мы любили Его. Это – естественно. Бог – совершен, и Он должен быть любим любовью совершенною.
Рассматривая себя беспристрастно, мы не находим в себе такой любви к Богу, ни способности к такой любви. Что это значит? Это значит, что свойство любви повреждено в нас грехопадением, как повреждены им прочие свойства наши. Это значит, что мы должны возделать в себе любовь к Богу, возделать в той степени, в какой требует от нас заповедь Божия.
Начало непрестанного памятования Бога уже заключается в тщательном изучении Закона Божия, в внимательном чтении Евангелия и всего Нового Завета, в чтении святых отцов Православной Церкви. Невозможно не вспоминать в течение дня часто о том, чем занимались с особенным вниманием в течение часа. Исполнение евангельских заповедей составляет собою памятование Бога. Духовным утешением и просвещением, которые являются от исполнения заповедей, возбуждается и согревается сердце к сугубому памятованию о Боге. Жизнь, всецело посвященная исполнению заповедей, есть постоянное памятование Бога. Весьма важным вспоможением к непрестанному памятованию Бога служат неупустительное исполнение келейного правила и частое, по возможности каждого, посещение храма Божия для участия в общественном богослужении. Время молитвы, само собою, есть время особеннейшего воспоминания о Боге, время единения с Богом. Молитвенное настроение, полученное в храме Божием и при совершении келейного правила, продолжает сопутствовать человеку и действовать в нем при всех его занятиях, приводя на память уму и сердцу Бога. Наконец, дополнительным превосходным средством к памятованию Бога служит молитвенное обращение к Богу пред всяким начинанием, с прошением у Него благословения, наставления, помощи, милости. Этот мысленный подвиг заповедан Самим Господом, Который возвестил ученикам Своим: «Без Мене не можете творити ничесоже» ( Ин. 15:5 ). Призвание Господа на помощь пред всяким делом, пред всякою беседою употребляли величайшие угодники Божии и завещали это многознаменательное, святое, сильное, хотя и невидимое делание, как драгоценное сокровище и наследство, ученикам своим и всем христианам. Когда мы находимся одни, то можем воззвать Богу и умом и устами; когда же находимся с ближними нашими, тогда должны относиться к Богу одним умом. «Нет ничего быстрее ума, – сказал преподобный Варсонофий Великий, – возведи его к Богу» 160 при всякой встретившейся нужде. Не замедлит опыт доказать внимательному делателю важность этого подвига, доказать близость к нам Бога, Его неусыпное попечение о нас, верность и всемогущество Того, Кто сказал: «На Мя упова, и избавляю и: покрыю и, яко позна имя Мое, воззовет ко Мне, и услышу его» ( Пс. 90:14–15 ).
Вот те блаженные делания, которыми возделывается любовь к Богу. В писаниях святых отцов 161 находим учение, основанное на Священном Писании ( 1Ин. 2:5 ), что любовь к Богу приобретается любовью к образу Божию – человеку. Учение святое! Учение истинное! Это учение тождественно с учением, что любовь к Богу стяжевается исполнением евангельских заповедей, потому что правильная любовь к ближнему заключается в исполнении относительно его евангельских заповедей, а отнюдь не в исполнении прихотей ближнего, не в действиях относительно его по влечениям падшего сердца, по расчетам и понятиям лжеименного разума. Исполнение евангельских заповедей относительно человеков по большей части непонятно и неприятно для них; они ищут и требуют, чтоб была исполняема воля их, чтоб были удовлетворяемы страсти их. Это они называют любовью, и эту любовь, исполненную лицемерства, лукавства, обмана, приносят сыны мира тем, кто нужен им в видах земного, плотского преуспеяния. Эту неправильную любовь, это искажение любви, эту ненависть, прикрытую личиною любви, Писание называет человекоугодием. Человекоугодием уничтожается не только любовь к Богу, но и самое памятование о Боге. «Бог разсыпа кости человекоугодников» ( Пс. 52:6 ) – всю силу души, без чего не может быть непоколебимою ни одна добродетель. «Аще бо бых еще человеком угождал, Христов раб не бых убо был» ( Гал. 1:10 ), говорит Апостол.
Неизреченное милосердие Божие да дарует нам законно и богоугодно подвизаться в снискании Божественной любви, и да увенчает нас даром любви за искреннее желание любви, за правильное стремление к любви. Любовь ко всему, что ни представляет преходящий мир в предметы любви, должна непременно расторгнуться по неустранимому определению Божию, по которому мы должны в свое время расстаться с этими предметами: стяжавший любовь к Богу, стяжал Бога, Который, соделавшись здесь, на земле, предметом любви и достоянием человека, пребывает им во веки веков. Аминь.
Как мирянину можно спастись?
Советую вам прилежнее читать Божественное Писание и учение святых и Богоносных Отцов наших, которым дано благодатью Пресвятого Духа разуметь тайны Царствия Божия, то есть, истинный смысл Священного Писания; в их духопросвещенном учении вы найдете все, что нужно ко спасению. И я грешный, по скудоумию моему, отвечаю на вопрошение ваше: Бог премилосердый соделывает наше спасение православною верою, добрыми делами и Своею благодатью. Православная вера есть та, которую содержит единая святая, Соборная и Апостольская Церковь Восточная; без сей веры православной никак нельзя никому спастись. Добрые дела – это Евангельские заповеди, без исполнения которых, как и без веры, также невозможно никому спастись. Вера православная без добрых дел мертва, и дела добрые без веры также мертвы. Желающему спасения необходимо иметь и то и другое вместе: и веру православную с добрыми делами, и дела добрые с верою православною, и тогда, при помощи благодати Божией, споспешествующей добрым делам его, он спасется по слову Христа, рекшаго: «без Мене не можете творити нечесоже». И должно знать, что Христос Спаситель, Истинный Бог наш, Который хочет всем человеком спастися, поставил в закон добрые дела, то есть Свои спасительные заповеди Евангельские, равно всем православным христианам, как монахам так и мирянам, живущим с женами и детьми, и требует от всех православных христиан самого прилежного их исполнения, потому что Его святые заповеди не требуют больших трудов телесных, а одного доброго произволения души: «иго бо» святых Его заповедей «благо и бремя» делания их «легко есть». Святые заповеди Христовы, при помощи благодати Божией, легко может исполнять всякий православный христианин, какого бы он ни был звания, пола и возраста: и старый и юный, и здравый и в немощи лежащий, лишь бы было к тому расположение души. Посему-то те, кто преступает их и не кается, в страшное второе пришествие Христово будут осуждены вместе с бесами на муку вечную. – Святые заповеди Евангельские, наипаче же главнейшие, столь необходимы для спасения, что если одной какой-либо не достает у человека, то и спасения души не бывает. Таковы заповеди о любви к Богу и ближним, о кротости и смирении, о мире со всеми и терпении, о том, чтобы от сердца прощать ближнему обиды, никого не осуждать, не иметь ненависти, любить врагов, творить по силе милостыню и душевную и телесную, и понуждать себя со всем усердием исполнять все прочие заповеди Христовы, во святом Евангелии написанные. А больше всего любить Бога всем сердцем своим, и всею душою своею, и всею крепостью своею и всем помышлением своим, и ближнего своего как самого себя, и подражая кротости Христовой, до крови подвизаться противу страсти гнева. А жить в мире со всеми столь необходимо, что Господь счел нужным не раз повторить Своим святым ученикам и Апостолам: «мир вам; мир оставляю вам; мир Мой даю вам». И где мир Христов, там и Сам Христос; а если в душе нет мира, то нет там и Христа. И терпение необходимо для спасения. Христос говорит: «в терпении вашем стяжите души ваша»; а терпеть надобно не до известного только времени, а до самой смерти: «претерпевши до конца той спасен будет». Кто от всего сердца прощает ближнему согрешение его, тому и Бог прощает согрешения его. Кто не осуждает ближнего, тот и сам не будет осужден от Бога. И все прочие заповеди Евангельские желающий спасения должен блюсти как зеницу ока. А смирение, которое есть основание всем заповедям Евангельским, так необходимо для спасения, как дыхание для жизни: как без дыхания нельзя жить, так без смирения невозможно спастись. Различным образом спасались святые Божии, но без смирения никто из них не был спасен, да и невозможно это. Посему, кто хочет спастись, тот от всего сердца должен считать себя пред Богом за грешника, самого грешного из людей, хуже всякого создания Божия, вменять себя за прах и пепел и в тайне сердца своего укорять себя за все, и винить только себя одного во всяком согрешении своем. Исполняя таким образом в смирении сердца все заповеди Евангельские, часто молясь Богу с сокрушением сердца о прощении грехов своих, человек сподобляется милости Божией и прощения грехов, и посещает его благодать Божия, и спасается он милостью Божиею несомненно. – Кроме того православный христианин должен соблюдать еще и заповеди церковные, изложенные в книге «Православное Исповедание». Они также необходимы для спасения. – Таинство покаяния состоит в том, чтобы раскаяться пред Богом в своих грехах, бросить их и положить твердое намерение при помощи Божией к ним не возвращаться. Потом пред отцом духовным, как пред Самим Богом исповедать все свои согрешения и получить от него разрешение в них. Приготовлять себя к причащению Божественных Таин должно постом, умилением, чистосердечным исповеданием грехов, совершенным примирением со всеми, выслушанием в назначенное время по обычаю христианскому всего правила церковного, а приступать ко св. Причащению со страхом и трепетом, с верою и любовью, с поклонением, единому Богу подобающим.
О том, как вести себя в семействе, равно и о других обязанностях христианских самое полное наставление можно найти в богодухновенных писаниях святого Иоанна Златоустого и других святых мужей, читая их книги со страхом Божиим и должным вниманием.
Источник: Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души и различных вопросах духовной жизни. М.: Трифонов Печенгский монастырь, «Ковчег», 2003. – 1504 с. / Преподобный Паисий (Величковский). Как мирянину можно спастись? 11-14 с. ISBN 5–94741–036–7
Священник-учитель
Учительство – первейшая обязанность пастыря: «Шедше научите вся языки», завещал Господь.
Каждому священнодействию должно по необходимости предшествовать учение, потому что таинства не могут помочь тому, кто принимает их без веры, а веры не может быть без проповеди ( Рим.10:14 ). «Горе мне есть, аще не благовествую», говорит о себе ап. Павел в Первом Послании к Коринфянам (9:16); а Тимофея, епископа Ефесского, заклинает Богом и страшным судом Христовым, чтобы он проповедовал слово, наставлял во время и не во время, обличал, запрещал, и увещевал со всяким долготерпением и назиданием ( 2Тим.4:1, 2 ). От каждого пресвитера без различия ап. Павел требует, чтобы он из числа всех прочих добродетелей более всего отличался умением наставлять, «быти учительну, с кротостию наказующу противныя» ( 2Тим. 2:24, 25 ).
В Церкви I и II века проповедь – непременная часть литургии. «Епископ, или пресвитер, нерадящий о причте и о людях, и не учащий их благочестию, да будет отлучен. Аще же останется в сем нерадении и лености, да будет извержен» (Апост. прав. 58; ср. Трул., прав. 1; Сердик., прав. 11; Лаод., прав. 19; Карф., прав. 71, 121–123). Епископу и пресвитеру, пренебрегающему проповеданием слова Божия, Священное Писание угрожает страшным наказанием ( Иез.3: 17, 18; 33, 8: 34, 10 : 1Тим.4: 16 ; 2Тим.2: 14 и т.д.).
Зонара 181 объясняет 58-е апостольское правило следующим образом: на каждом епископе лежит непременная обязанность поучать вверенный ему народ догматам благочестия и приводить его к истинной вере и честной жизни, потому что Бог говорит через пророка предстоятелям народа: если «. Не возвестиши ему, ни соглаголеши. беззаконник той в беззаконии своим умрет, крове же его от руки твоея взыщу» (Исз.3:18). 19-е правило VI Вселенского собора обязывает священника проповедовать каждый воскресный день.
Правила и советы, касающиеся проповеди
«Надлежит, – говорит «Инструкция благочинным» (§ 23), – чтобы священники во дни воскресные и праздничные в церкви людей поучали, прочитывая им на литургии Св. Синодом одобренные проповеди, а на утрени что-либо из прологов и других святых книг, также катехизис, толкуя оный прихожанам по всевозможности; а которые священники и диаконы учились в школах, те и от себя почасту говорили проповеди и тем делали бы честь своему сану и пользу христианам. А кто сколько скажет проповедей, о том уведомлять епархиальное начальство в клировых ведомостях, дабы можно было различать прилежных от ленивых».
Св. Синодом предписано духовенству служить по воскресным и праздничным дням вечерню по уставу, с возможною торжественностью, производя звон в большой колокол, а по окончании вечерни, смотря по нуждам пасомых, произносить проповеди, вести беседы о предметах веры и нравственности, назидательные поучения, читать жития святых, или же служить молебны с акафистами (Указ 1886 г. 18 марта).
Епархиальное начальство должно пещись, чтобы духовенство проповедовало слово Божие в церквах и наставляло, при всяком удобном случае, православный народ в вере и благочестии, в благонравии и в послушании властям.
В церквах при богослужении священнослужители обязываются читать поучения из писаний св. отец и из назначенных для того книг, а получившие надлежащее образование должны произносить и собственные свои поучения, приспособленные к понятию и потребностям местных слушателей. В некоторых церквах епархиального и других городов, сообразно местности церквей и способностям священников, учреждают катехизические по воскресным дням поучения.
Содержанием вероучительных собеседований должно быть учение о трех Лицах Божества, о воплощении Сына Божия, о Церкви, о таинствах, изъяснение литургии и прочих, часто повторяющихся священнодействий, похоронных и поминовенных, а также и других обычных нашей Церкви обрядов, крестного знамения и всего, что в храме видится и что в нем совершается, причем беседы не должны быть излагаемы в виде отвлеченных рассуждений о предметах веры, мало доступных пониманию народа, а должны состоять из простых разъяснений тех истин веры, которые православный христианин приемлет сердцем и выражает устами. Часть вероучительная должна быть сопровождаема и нравственною. Для сего нужно изъяснять заповеди Божии, требовать отчетливого чтения Символа веры, научать всех слушающих молитвам, начиная с Молитвы Господней, с истолкованием непонятных мест славянских речений, обличать те пороки, какие в известной местности преобладают, возбуждать к добродетели и словом назидания, и указанием на примеры людей добрых и Богу угодивших; обязанность вести такие собеседования лежит на всех протоиереях и священниках, которые для облегчения в сем труде могут приглашать к участию в собеседованиях и своих местных диаконов, и псаломщиков, по мере их подготовленности и усердия, но под своим личным наблюдением. От обязанности собеседования не освобождаются и законоучители учебных заведений, если они приходские священники, а равно и прочие должностные иереи каковы бы ни были обязанности и служения, принимаемые на себя священниками в общественной деятельности, – пред всеми первое место принадлежит пастырскому долгу священного в церкви служения и учительства, в чем каждый священнослужитель повинен ответом на Страшном Суде Христовом за христианские души, вверенные его попечению; собеседования должны быть предлагаемы во всякое время, но обязательно в дни воскресные и праздничные. «Ибо в эти дни, как говорит Зонара, люди, оставляя дела рук своих, собираются в церкви и слушают Божественные Писания. Итак, если в сии дни более учат, больше будет и пользы для народа». Беседовать можно и пред литургией, особенно в тех местах, где жители, пришедши к утрени, не расходятся по домам до обедни. Но независимо от сего и необходимо собеседования должны происходить после вечерни, которую для сего ранее надлежит начинать, совершать по уставу, с чтением и пением всего положенного. К отправлению этой вечерни следует приучать учеников местной школы и приглашать хор, где он есть. После нее, или тут же в храме, или подле него, или в каком-либо здании близ него предлагаются собеседования, на которых слушателям не воспрещается и сидеть, собеседования должны быть излагаемы по руководству Священного Писания и св. отцов, языком живым, простым, удобопонятным, без употребления иностранных слов. Могут быть чтения по тетради или книге, но непродолжительные, отчетливые и внятные. Учить детей вере, закону и молитвам относится прямо к должности священнической. Посему и дети должны быть приводимы на собеседования, на которых между чтениями могут быть предлагаемы вопросы, кто что знает и как разумеет. Незнающих должно наставлять в молитвах и в первых познаниях вероучения. Вообще же, если не только дети, но особенно возрастные не знают самых важных и употребительных молитв, то сие печальное явление падает на ответственность приходского священника и может быть обращено в предосуждение ему.
Кроме систематического, вроде катехизации, преподавания религиозных истин, с собеседованиями может быть соединено обучение церковному пению, изучение со слов молитв и т.п. Программа собеседований может разнообразиться в частностях, смотря по местным условиям. При обучении молитвам следует внушать, чтобы они совершались в семействах каждый день утром и вечером, чтобы взаимно молились родители за детей и дети за родителей, хотя бы самою краткою, простою молитвою, которая легко усвоялась бы и неграмотными. В такой взаимодействующей молитве родителей и детей, старших и младших, семейства найдут свою крепость и благоустроенность.
Духовные лица имеют возможность: открывать с разрешения властей публичные чтения, печатать все свои сочинения духовно-нравственного содержания, составлять и издавать брошюры с выписками из писаний св. отцов, молитвы и песнопения, открывать при церквах, церковно-приходских школах, и других духовно-учебных и благотворительных учреждениях библиотеки.
Городским и более или менее образованным прихожанам учение по древнему обычаю должно быть предлагаемо в форме проповедей, называемых гомилиями – беседами, составление которых зависит от риторических правил. Простых же прихожан не следует отягощать не только высокими богословскими неудобопонятными рассуждениями, но и словами, требующими многого разъяснения, – нужно предлагать им наставления простым, ясным, кратким словом; для большей убедительности и удобопонятности учить простых людей чрез вопросы и ответы; такой способ у древних учителей церкви был в употреблении и назван катехизисом. Как высший образец и руководство к систематическому изложению христианского учения с церковной кафедры Св. Синодом указаны «Огласительные поучения св. Кирилла Иерусалимского».
Если священнику, по званию духовного руководителя словесного стада Христова, надлежит нужда поучать по поводу каких-либо общественных событий или кончины общественных деятелей, то он, как служитель Православной Церкви, должен касаться явлений общественной жизни не иначе, как с православно-христианской точки зрения и с единственною целью назидания по слову Божию и церковному преданию. Но пастырь Церкви нарушит свой долг, если в своей проповеди выступит судьею общественных дел и явлений не по разуму Богопреданного учения, хранимого Церковью, а по мудрованию человеческому, по духу своего века, явится не призванным истолкователем полезного значения их для внутреннего, духовного человека, а для внешнего, плотяного, или для временных житейских целей; если при оценке умерших общественных деятелей не воздержится от льстивых словес ( 2Петр.2:3 ), от потворства господствующим в обществе направлениям, вкусам и мнениям, суетным и чуждым духа христианского, унижая чрез сие в своем лице достоинство церковной проповеди и делая ее предметом пререканий, служащей иногда и к соблазну благочестивых слушателей.
Цензура проповедей и катехизических поучений поручается благочинным или же особым цензорам, которые доносят консистории о неисправных, разумея под сим наименованием как тех, кои уклоняются от произнесения в свою очередь проповедей и поучений, так и тех, кои к составлению оных не прилагают должного тщания (Устав Духовной Консистории, ст. 12).
По тону своему проповедь должна быть чужда суровых, а тем более личных обличений, способных более раздражать, чем назидать в мире. Примечание. Политические дела совсем не относятся к проповеди слова Божия.
Живая проповедь. Подготовка к произношению проповедей. Чтение проповеди по тетрадке
«У меня нет дара слова, – говорят иногда призванные к пастырству, т.е. учительству. – Из меня проповедника не выйдет – я косноязычен, как Моисей. Пусть проповедуют Аароны. А если ораторы, по пословице, не родятся, а делаются, то мне нет времени изучить это сложное искусство». И успокоившись на этом признании своей бесталанности, молчат или читают по бумажке то, что соберут на чужих нивах. Но что пользы от этого мертвого слова? Конечно, хорошо и прочитать доброе чужое. Что, например, лучше проповедей великих отцов? И при старании можно извлечь из них подходящее для наших слушателей. Однако это будет чтение. Души пасомых желают слышать живое слово живого человека – беседу о их душевных недугах и болях. Такое слово, в котором чувствуется, что оно для них назначено, отвечает на их духовные запросы, продиктовано знакомством с их жизнью.
Правда, не верится, что есть люди, которые не могут научиться говорить. Мы знаем проповедников почти в буквальном смысле косноязычных, которые запинаются и поправляются чуть не на каждом слове. И, однако, слово их внимательно слушают и простецы и ученые богословы.
Один профессор русской истории был когда-то заика и, освободившись долгой работой над собою от заикания, не освободился от некоторых следов старой болезни: он часто повторял одно и то же слово, фразу два-три раза. И, однако, даже самый недостаток его придавал особую прелесть его слову, и он считался выдающимся оратором.
Да, конечно, вдохновение – дар исключительный, с которым нужно родиться. Не всякому дана та сила пророческого экстаза, при котором слово огненными буквами чертит святые призывы в душах слушателей. Конечно, не всякий может, как ветхозаветный пророк Исаия или Савонаролла, великий проповедник Флоренции, «глаголом жечь сердца людей». «Я вижу меч, висящий над Флоренцией», – говорил Савонаролла, угрожая чумой жителям города. И он в ужасе, в буквальном смысле видел этот меч и говорил, как может говорить человек, чувствующий, что на него и любимый им народ надвигается кара, от какой может спасти только покаяние Ниневии. «Вот я наведу потоп на землю», – читает он слова книги Бытия и останавливается в ужасе. «Вот я наведу потоп», – повторяет он, и его ужасом охвачено собрание. Неудивительно, что он владел душами: такая сила возбуждения не может не подчинять.
Но не говоря о том, что не всем быть пророками, самое вдохновение в известной мере может быть приобретено. Научись жалеть свою паству, болеть ее болезнями, и эта боль даст тебе вдохновение, даст речи, если не «огонь сжигающий», то проникающий в душу тихий, освещающий ее свет. Вдохновенна была речь св. Павла, но, может быть, не бессильнее была речь св. Иоанна – тихая и мирная, похожая на речь любящей матери. Научись сам бояться суда Божия, с ужасом смотреть на власть греха, и этот ужас перед грехом, это боязнь за спасение души так или иначе отразится в твоем слове и даст ему силу.
Наконец, простая убежденность уже сама по себе есть сила: Иона пророк говорил Ниневии о покаянии даже без любви к ней, но убежденно и твердо, как посланник Божий, и Ниневия покаялась. Савонароллу сожгли, и, может быть,– дрова в огонь подкидывали те, кто его слушал. А после его смерти от его слова осталось мало следов. Может быть, если бы в его речи было меньше огненного вдохновения и более сердечной теплоты, его слово принесло бы больший плод.
Правда, распяли и Того, Кто стоит выше всех проповедников слова, Кто был Вечное Слово Божие, но Его слово покорило мир.
Вы умеете говорить со своей семьей. Вы найдете слово для своих детей, за спасение которых боитесь. Вы можете говорить в дружеской беседе, значит, вы можете говорить и в проповеди.
Правда, кое-какие правила и относительно подготовки к проповеди, и относительно выбора тем и построения проповеди и ее стиля возможны, но, повторяем, они несложны, нетрудны.
Подготовка к речи, к церковному проповедничеству в основе своей прежде всего совпадает с подготовкой к душепастырству. В чем суть пастырского настроения, даруемого в таинстве священства? В особом усиленном у пастыря даре любви к пастве. Нужно чувство глубокого сострадания и самоотверженной любви, как для самого понимания внутренней жизни другого, так особенно и для усвоения способности воздействовать на нее. Это чувство вырабатывается в духовном отождествлении себя с другими, распространении своей совести на всю свою паству, во внутреннем переживании той борьбы, через которую все вверенные души восходят к духовному совершенству, и в направлении этой борьбы к желательному исходу. Скорбь о грехах своих пасомых, как бы о своих собственных, забота о пасомых, как бы о себе самом; любовь к ним, как бы к самому себе, не на словах только, но и на деле является первым условием истинного пастырского врачевания.
И эта «любовь», как физическая теплота или притяжение, проникает во все области жизни, не зная себе ни в чем конечного препятствия. Медленно, но упорно пробивает она ледяную кору сердец и преображает внутреннюю природу ближних просто своею собственною силою, даже без видимых обнаружений, создавая на дне их душ бессознательные добрые расположения. Бьется и отворачивается от нее злая воля людей; думает грешник, что он вовсе свободен от всякого влияния, как вдруг, принужденный обязательствами жизни вглянуться в свой внутренний мир, он находит уже другую природу, как бы возвышающую нравственные облики душ, его любивших, за него страдавших, о нем молившихся. Воспитанием, вернее, развитием этого даруемого в таинстве хиротонии дара священник и воспитывает в себе необходимо, как мы сказали, дар проповеди.
Рядом с этим идет общее самовоспитание пастыря. Внимание к себе, т.е. внимательная оценка своих движений и помыслов, постоянное прозрение в себе двух начал, доброго и злого, – вот что является вторым условием и краеугольным камнем проникновения в душу своего ближнего. Имея всегда перед глазами свой собственный мир, пастырь может понимать и ту внутреннюю борьбу, которая происходит в душе пасомого. И, значит, на нее влиять. С другой стороны, как мы уже сказали, жалея себя, свою душу, почувствовавши для себя нужду спасения, Божественной помощи, изменения жизни, он, естественно, будет жалеть пасомых и звать их ко спасению с силой и властью. Когда налицо, – пусть в малой и слабой мере (с зерно горчичное), – эти пастырские свойства, священник может быть добрым проповедником, усвоив некоторые необходимые принципы проповеди.
Но поговорим о внешних свойствах действенной проповеди.
Сначала изложим более сложные психологические принципы проповеди. Основной недостаток большинства проповедников тот, что они, даже если их проповедь не снята с чужой нивы, говорят не в ответ на вопросы слушателей, их души, не по их действительным духовным нуждам, а по мотивам случайным, чисто внешним. Без ясной для проповедника определенной цели, без ясной системы и плана. Если спросить их: «Почему вы говорите сегодня о том и о том?» Вам ответят: «Эта тема дана в Евангелии и в Апостоле». Прекрасно. Она указана, она дана Евангелием. Толковать Евангелие необходимо. Но еще необходимее преподавать Евангелие, как учил ему Сам Господь или св. Иоанн Предтеча, отвечая на вопросы совести, с которыми шли к ним фарисеи и мытари, воины и земледельцы. Евангелие ли вы толкуете, или говорите о дневном празднике, вы не должны бросать слушателям отдельные, может быть, полезные, святые, но отрывочные советы, которые пройдут мимо, как семя, брошенное на неподготовленную почву. Вы должны говорить соответственно вперед поставленной цели – правильного и систематического врачевания душ, причем фундамент вы должны найти в начальных запросах паствы и на этой почве строить, прилагая камень к камню, скрепляя цементом один к другому. Вы говорите сегодня о бранном слове, завтра о праздничной гульбе, послезавтра о чтении слова Божия. Потом о семейной жизни, еще позже о чистоте мысли и тела. Но неужели вы в самом деле думаете, что случайное слово переделает души? Ведь каждый из пороков пасомых сложился годами, иногда поколениями, иногда веками. Внешние злые дела вызрели из общего нехристианского настроения. Плевелы порока – естественный плод того или иного состояния души вообще. И неужели ваше даже хорошо сказанное слово окажется сильнее долголетних навыков и жизненной обстановки!
Посев случайного слова явно неразумен и объясняется он тем, что на слово проповеди смотрят как на праздничную обязанность, и, пожалуй, и как на случайное украшение богослужения, а не как на дело систематического воспитания паствы, которое может начинаться только ответом на ближайшие запросы душ, лечением тех болей, которые мучают слушателей. Припоминается хороший пример Бурдалу.
«Однажды я, – рассказывает знаменитый теоретик проповедничества, – спросил одного из рыбаков на берегах Луары: «А что, друг мой, хорош ли улов?» И он ответил мне: «О, нет, господин мой, совсем не клюет». Я прибавил: «Уверен ли ты, что забросил свою удочку туда, где есть рыба»? – «О, хорошенько не знаю я этого, – ответил он мне, – ведь я и не нуждаюсь настолько, чтобы добывать себе этим пропитание».
Увы, очень часто проповедник похож на этого рыбака для удовольствия. Он бросает слово, мало думая, можно ли ждать от него плода, есть ли надежда уловить им душу. Отвечает на вопросы, какие не мучают его паству, чужды ей, далеки, которые нужно еще долгой работой сделать для нее близкими и больными. Иначе говоря, бросает слово не в те уголки души, где может быть отклик.
Почему, например, большая часть проповедей современных священников совершенно безжизненны и не находят себе слушателей? Потому ли, что они плохо написаны? Нет, иногда, напротив, они написаны очень хорошо. Но эти проповедники в большинстве никогда не проникали в глубину душ. В силу традиции, установленной школой, под влиянием примера блестящих ораторов прошлого века, ставивших на первый план одну цель – сказать эффектно, – они предмета своей речи ищут в своем собственном уме, а не в душе слушателей, и потому речь их всегда остается медью звенящею.
«Однажды некто, – говорит Бурдалу, – сказал нам: «Когда такой-то священник произносит проповедь, то он невыносим, а когда обратишься к нему за духовным советом, то он дает его превосходно». Почему? Да потому что в своих проповедях этот добрый пастырь обыкновенно терялся в общих местах, которые были отвлеченны, быть может, торжественно утомительны, не имея никакого приложения к наличной нужде; между тем как во время своего духовного совета он имеет обыкновенно цель определенную, и потому говорит ad rem, ad hominem 182 ».
Мало того; если даже такой проповедник говорит о действительном недуге, о действительных духовных нуждах паствы, он, бросив семя, не следит за ним, как садовник за молодым, только что посаженным деревом. В этом случае пастырь берет тему из запросов паствы, но он только формально отчитывается, вместо того, Чтобы лечить. Возможно, что слово его произвело впечатление, но ведь впечатление может исчезнуть. В следующий раз он будет говорить о другом, вместо того, чтобы говорить о недуге пасомых до тех пор, пока к нему придут и спросят: «Так укажи, что делать? Как бороться?» Но, может быть, скажут, что мои речи не вполне ясны. Может быть, непонятно, что это значит: искать темы для беседы в душах слушателей.
Скажу примером: перед вами открыты души верующих в исповеди, вы из нее знаете, какие болезни души смущают совесть ваших христиан. Вы знаете их жизнь в семье, разлад и настроение в ней и знаете, что к нему небезучастны христиане. Вы можете знать о сомнениях мысли, какие возникают в вашей пастве под влиянием чужих, под воздействием времени, «мира». Если вы отвечаете на такие вопросы, то, значит, ваша речь взята из жизни ваших прихожан. Если, наоборот, вы возьмете, например, положенное на тот или другой день евангельское чтение, перескажете его, не подумав, имеет ли его поучение отношение к вашим прихожанам, способно ли оно глубоко затронуть их совесть, вы будете ловить на случайном месте: случайно можете попасть на живую трогающую душу тему, но можете и не попасть, бросая на воздух ваше слово.
Указанное правило отвечать на действительные запросы души должно выражаться не только в выборе предмета, но и в раскрытии темы, в построении проповеди.
Способы раскрытия темы. Произнесение. Формы живой проповеди
Мы сказали, что не только тему, но и аргументацию проповедник должен брать у слушателей; он должен к ним приспособлять и язык, и доказательства, и иллюстрации (поучительные примеры и рассказы). В сущности, можно сказать, что каждое евангельское и апостольское чтение может дать материал, подходящий для проповеди, если в раскрытии темы опираться на психологию, степень развития, взгляды данного состава слушателей.
Возьмите, например, притчу о талантах. Вы говорите о различных талантах, положениях слушателей, о том, что всяким дарованием можно послужить Богу, что грех оставлять без приложения дары Божии. Сказанная в общих и отвлеченных фразах проповедь годится для образованных слушателей, да и для них покажется общим местом. Но попробуйте ясно указать «талант» крестьянина-пахаря (если говорите ему); указать путь, каким он может приложить к делу Божию скромный талант физического труда, дайте реальный пример святого употребления этого таланта (например, в рассказе о добром исландском обычае помощи, при которой сильные, окончив свою долю работы, час работают на ниве слабых, вдов, больных. ), и проповедь о талантах получит живой реальный смысл. Станет понятной и близкой. Расскажите женщинам о Тавифе, которая владела всего только талантом «иглы» – умела шить, и этим талантом в обычных условиях жизни послужила Господу, и они поймут, что такое талант. Пусть эта проповедь и не даст сразу реального результата, все же перед слушателями откроется возможность святого дела, даже в их положении, перспективы иной жизни.
Вы говорите о любви к врагам. Заповедь эта так непонятна живущему во грехах человеку, что никакие слова и рассуждения не могут человека, не готового к этому глубоко христианскому чувству, заставить почувствовать возможность, исполнимость и блаженство исполнения заповеди. Очевидно, что подействовать можно только «картиной», образом, примером. Вместо убеждения нужно воздействовать на воображение, рисуя трогательные образы этой любви в житиях, и рассказать о современной жизни. Нужно показать радость всепрощения и ужас состояния души, таящей вражду, души, для которой не возможны и молитва, и богообщение.
Один старец заставил полного гнева непрощающего брата своего прочесть Молитву Господню так: остановивши его на словах «прости нам вины, долги наши, как мы прощаем (оставляем) обидчикам нашим», указал, что он не смеет читать эту молитву, что она в его устах кощунство и ложь. Старец, несомненно, задел колесико, которое должно было привести в движение душу, потому что пред человеком встал живой ужас «непримиримости», он понял, что нет молитвы, где есть гнев. И очень часто нужно предписание, понятное для мысли, поставить пред совестью как живую картину, заставить совесть увидеть грех, пережить сердцем.
Со слушателями простыми полезно говорить общедоступными сравнениями, заимствуемыми из того, что они знают, что они видят и ежедневно делают, как поступал в этом отношении и Сам Господь. Иначе слушатели не поймут проповедника и не будут его слушать. Нужно взвешивать все: принадлежат ли слушатели к богатому обществу больших городов, или это простые поселяне; набожные ли и преданные вере люди или, напротив, холодные к религии; дети ли или все собрание верующих в приходе. Не только язык, но сущность и выбор предметов должны значительно разнообразиться согласно с разнообразием этих различных классов слушателей. Иначе, повторяем, мы будем говорить пред слушателями, а не к слушателям, будем говорить на воздух, и слово наше будет медью звенящею. В этого рода проповедях нет ни «истины, ни жизни». Для всякого состава слушателей должно искать своих аргументов и своих красок речи. Пастырь, связанный душевно с паствой, и вовремя проповедуя, сумеет почувствовать, с какой стороны он ближе подошел к совести слушателей, и усилить доводы, подходящие к их настроению.
Нам могут сказать: но если в проповеди говорить о том, что ближайшим образом волнует души паствы, отвечать на запросы их душевной жизни, то никогда не придется говорить о существенных вопросах нравственной жизни, об основах Евангелия. Неразвитую паству может тревожить вопрос о картофеле, чае, но в то же время она может быть спокойно-равнодушной к серьезным вопросам совести, самодовольно жить, считая себя христианской и не усвоив «священного в законе» – любви, смирения, терпения. В пастве нужно родить сознание несовершенства своего нравственного поведения, пробудить совесть в тех вопросах, где она спит, поднять, развить понимание евангельского идеала. Мало ли нравственных проблем, которые существеннее тех вопросов, какие дает будничная жизнь сельской семьи и общества, а между тем они совершенно и не возникают в религиозно и морально не развитой совести. Верно, но с этими коренными идеалами Евангелия не ознакомишь, толкуя сегодня об одном, завтра о другом. Их не передашь в проповеди-лекции. Чтобы сделать душу восприимчивой к отдельным христианским евангельским заповедям, нужно постоянно призывать к изменению всего душевного уклада, к перемене всего жизнепонимания языческого и часто звериного, часто фарисейского в христианское, любовное, самоотверженное.
Но как проверить действие слова в душах паствы? Очень просто. Большинство проповедей должно заключать определенный призыв к определенному действию. Нужно дать понять слушателям, что пастырь ждет от них исполнения его призыва, а не только отводит очередь «говорения». Если пастырь сам может помочь слушателям, он должен проповедь организовать в дело (например, дело общественной взаимопомощи, трезвости). Если проповедь касается личной жизни, жизни семейной, он должен требовать у слушателей отчета: исполнили ли они его требование, начали ли Божье дело. В случае безрезультатности призыва, пастырь может призвать к своему проповедническому суду даже отдельных лиц, не называя их по имени и всячески оберегая их самолюбие.
Но оставляем на время психологические советы проповеднику. Для нашего читателя важно не столько иметь руководство в содержании проповеди, сколько совет о том: «а как научиться говорить?»
«Пусть я могу говорить глаз на глаз с прихожанином, могу дать наставление сыну, но нельзя утверждать, что одно и то же говорить с кафедры и в беседе. И язык и манера беседы на деревне может не годиться для проповеди». Пожалуй, некоторые обороты и доказательства простой беседы с кафедры могут оказаться неудобными. Верно и то, что человек, умеющий говорить попросту с духовным сыном, теряется на кафедре. Но не зависит ли это от тщеславия, от боязни сказать плохо? А такой стыд неуместен для пастыря. Для кафедры нужна обдуманность слова; но ведь ничто не мешает пастырю его обдумать. Вот порядок, по какому нужно научиться говорить.
Нужно сначала попробовать просто пересказать, как урок, как «историю» на уроке Закона Божия, нравоучительное сказание Пролога или жития, с коротеньким нравоучением от себя, заучив речь у себя дома. Такая проповедь не может иметь большого назидательного значения, но священник научится выходить к слушателям и привыкнет не смущаться их, постепенно подучится говорить связно. Если для него даже трудно чужое пересказать, если он боится спутать, он может иметь пред собою запись своей беседы, но по возможности всячески должен стараться пореже глядеть в нее, говорить наизусть, намеренно делая остановки по окончании каждой мысли. Если он будет говорить быстро, то в таком случае, если он потеряет нить речи, он смешается, не сразу найдет даже и в бумажке, что нужно. Выйдет «неладность», которая может погубить в священнике проповедническую бодрость. Если он говорит внушительно, с паузами, остановками, он, спутавшись, забывши порядок, может остановиться, оправиться и продолжать речь по указанию записи. И пауза не произведет дурного впечатления. Если она не очень длинна, ее не заметят.
Рассказавши заученное первый, второй раз, как урок, потом свободно, как беседу, хотя бы иногда в случае замешательства читая по записи, проповедник в следующие разы, изложив подробно и выучив ее, на листочек записывает содержание речи уже короче, не целиком. Отмечает только порядок мыслей и цитаты, выдержки святых книг, какие нужно прочесть точно. Пусть его речь будет с шероховатостями, не беда. Нужно только не позволять себе говорить быстро, подчиняя язык одной памяти, как ученики в школе. И говорить опять с паузами, остановками – опять на случай забывчивости. Пауза в полминуты для того, чтобы справиться, о чем говорить, ничему не повредит. Такие речи тоже, как сказали мы, в первое время целиком могут быть написаны дома, но нужно стараться не зубрить их назубок, а говорить по порядку записи свободно, как в беседе, и дома уже не заучивать проповедь, а проговорить речь два-три раза с одним конспектом перед воображаемыми слушателями. Когда предмет обдуман, то фраза будет подбираться легко, если даже забудется содержание проповеди в ее букве. А то обстоятельство, что конспект под рукой, не даст спутать порядок речи. Когда человек приобретает навык говорить, он может уже совсем не справляться с конспектом. Но коротенький конспект иметь около себя не вредно никогда. Возможно, что неожиданно забудешь план, уйдешь в сторону. Беды в этом нет. Бывает, что даже опытные проповедники как-нибудь случайно отходят от намеченного плана. Человек искусный сможет всегда свести речь стройно и гладко. Но недостаточно опытный зайдет так далеко в сторону, что не сможет ее и окончить. Тогда лучше прямо остановиться, заявить о своем уклонении от предмета – я-де ушел в сторону – и вернуться к плану конспекта.
Импровизация
Высшая форма проповеди – импровизация, т.е. речь без подготовки, по свободному вдохновению.
Но для проповеди с кафедры не представляется нужды в чистом импровизировании. Импровизация – проповедническая роскошь и роскошь опасная. Импровизация может быть блестящей, яркой, произвести впечатление, но за редкими исключениями она всегда только «фейерверк», но никогда она не может быть такой продуманно-глубокой, как речь, приготовленная внимательным трудом. Импровизируя, можно упустить самое важное и нужное, оставить в стороне самые сильные для данного состава слушателей аргументы. При достигнутой опытности и навыке, в сущности, проповедь с кафедры в значительной мере будет импровизацией. Талантливый проповедник, обдумавший речь, на кафедре, наверное, найдет нужным многое сказать иначе, найдет новые аргументы, иллюстрации и т.д. И подготовка не свяжет его речей – она придаст им только твердость и уверенность. Зная наперед, что ему нужно сказать, он свободнее, сильнее следит за слушателями и в зависимости от того, как принято то или иное доказательство, развивает его, усиливает, повторяет с уверенностью, что не уклонится от задач речи, им внимательно обдуманной.
И другой импровизации не нужно для пастыря. Если иногда следует говорить экспромт (без подготовки), то разве только с целью научиться говорить в тех случаях, когда священник необходимостью принужден говорить без подготовки. Такие случаи, конечно, бывают и в жизни, и с кафедры, когда какое-нибудь неожиданное событие призывает к речи. Импровизация без нужды – только дело тщеславия. Но, может быть, правы те, которые предпочитают речи, заученные наизусть. Как бы то ни было, говорят, даже импровизации после обдумывания и подготовки все же хотя и будут живы, естественны, но необходимо будут не ровными в тоне, расплывчатыми, лишены точности прочного основания, если, конечно, проповедник средний человек без исключительного таланта.
Нет. Заученная речь – всегда без духа и силы. Тот, кто произносит ее, всегда лишен свободы и живой речи: он боится отдаться всякому внезапному порыву, опасается потерять нить речи. Он легко может в середине речи почувствовать слабость некоторых ее частей и не посмеет изменить ее, потому что для него это значит спутать всю речь.
Иное дело обдуманная, но не заученная речь. Тот, кто не заучивает своей проповеди наизусть, хозяин своей речи, выражается естественно, не усваивает декламаторского тона, мысли его текут свободно, выражения его сильны, иногда, быть может, не отделаны, но всегда исполнены жизни и движения. Затем он в состоянии бывает соразмерять свои выражения с впечатлением, которое они, по-видимому, производят на слушателей; он видит, что входит и что не входит в их души; последнее он повторяет в другой форме и вновь выражает в более привлекательных оборотах и образах. Он приготовляет, наблюдает и следит за своим собственным успехом в душах своих слушателей и почти всегда достигает той цели, какой ищет.
Далее, даем несколько советов опытного автора «Друга импровизатора», протоиерея Дьяченко.
«Выйдя на церковную кафедру и призвав помощь Божию, говори с верою в силу слова Божия, но не в свои способности, – говори от сердца, с убеждением, и в очах слушателей увидишь сочувствие, и они, – эти устремленные на тебя очи, засвидетельствуют и скажут тебе: «да, это истина». Помни, что ты – проповедник-ученик Иисуса Христа и Его посланник, которому в лице апостолов сказано: «шедше научите вся языки» ( Мф.28:19 ). Не упускай из виду, что тебе сообщен Дух помазания в священном рукоположении, что тебе в трудных обстоятельствах обещано благодатное содействие: «Дастбося вам в той час, что возглаголете: не вы бо будите глаголющие, но Дух Отца вашего глаголяй в вас».
«При первых опытах импровизации не нужно говорить при большом стечении народа, особенно при блестящей обстановке». Ранняя обедня, когда в церкви бывает меньше людей, – самое лучшее время, по-нашему наблюдению, для начинающих проповедников-импровизаторов.
«Перед выходом на кафедру проповедник должен иметь в готовности в устах первое слово, с которого найдет приличным начать проповедь. При неимении этого слова в готовности, проповедник будет поставлен в затруднительное положение: все содержание проповеди ему представится разом, мысли столпятся в голове, и он не найдется тотчас, с которой и как начать». По нашему проповедническому опыту, к этому нужно присовокупить, что всем импровизаторам важно наперед иметь и последние заключительные слова проповеди, хорошо продуманные и прочувствованные; тогда последнее впечатление на слушателей, играющее большую роль в психологическом отношении, будет весьма сильное и живое.
«Едва ли не самая трудная статья при импровизациях, особенно вначале, – это приобретение спокойствия и самообладания. Вот прием, которым нередко пользовался преосвященный Амвросий Харьковский с успехом и который он рекомендует испытать другим. «Начиная слово, я с усилием старался говорить как можно реже, с намерением останавливаясь, даже когда чувствовал, что мог говорить скорее. Если хотите при импровизации владеть собою, говорите, особенно в начале слова, медленно, как бы намеренно вяло, будто разминаясь и расправляя члены. Пусть в душе все кипит и волнуется, но волнению, как пару в котле, нет свободного выхода; клапан медленно раскрывается, сила внутреннего давления сдерживается, и машина движется медленно, регулируясь и развертываясь постепенно во всех своих частях. Этот прием одинаково нужен и для людей скоро говорящих, и для тех, кто выражается медленно». К этому совету мы желали бы присоединить и следующий: пусть проповедник пред выходом на кафедру силою воли и воображения представит, что перед ним стоят дети, очень мало сведущие в вопросах христианской религии, или простолюдины, также младенцы в вере, которых, посему, хорошо подготовленному пастырю совершенно нечего стесняться. Тогда в душе его появятся самоуверенность и спокойствие духа – крайне важные условия для успеха церковного слова. Такое представление о слушателях очень часто совпадает с действительностью, и этого никогда не следует забывать священнику, очень часто совершенно напрасно теряющемуся при многолюдстве слушателей.
«Небесполезно, кажется, предложить вопрос: как долго может или должна продолжаться импровизация? При составлении речи или проповеди на бумаге вопрос этот не имеет места. Там пишется столько, сколько нужно по объему предмета и цели сочинения. При импровизации дело другое. Здесь все зависит от личности и способности импровизатора: один, спокойный и твердый, может говорить дольше; другой, пылкий и нервный, говорит меньше, потому что скоро утомляется и, так сказать, расходуется. Поэтому импровизатор относительно продолжения своей речи должен смотреть не столько на остающееся еще перед ним количество мыслей, которые он предполагает раскрыть, сколько на душевное свое состояние». Мы думаем, что 10–20 минут вообще вполне достаточно для церковной импровизации за богослужением, чтобы не утомить ни себя, ни слушателей.
В заключение советов импровизатору мы должны сказать, что он раз навсегда должен отрешиться от крайне вредного предрассудка, будто бы речь импровизатора должна отличаться всеми свойствами и приемами ораторской речи и напоминать собою проповеди Филарета Московского, Иннокентия и Димитрия Херсонских, Амвросия Харьковского и т.п. великих и исключительных церковных витий. Нет, слово, речь, беседа или поучение христианского церковного проповедника должно быть кратким, простым, согретым любовью, отеческим наставлением, на которое способен всякий отец, любящий детей своих, а тем более истинный душепастырь. Его проповеди должны быть так же кратки и просты, без всякого витийства, как были просты речи, притчи и наставления Христа и апостолов. К такой безыскусственной проповеди решительно способен всякий священник. Речи гениальных церковных ораторов – достояние немногих, богато одаренных натур. Да и еще вопрос: эти ли перлы ораторского искусства или простые и краткие наставления св. апостолов и первых веропроповедников более ценны в очах Божиих и более плодотворны по своим последствиям.
Виды проповеди
Простейший вид проповеди – поучение. Это простое слово – по поводу какого-нибудь церковного или бытового события, евангельского или апостольского текста – обыкновенно краткое.
Не вдаваясь в глубокий анализ Священного Писания, священник просто и ясно передает свои мысли, вызванные событием или текстом, преследуя одну вперед поставленную цель – дать определенный совет, определенное назидание, определенный пастырский пример.
Лучший образец поучений – поучения Р. Путятина. В них должен воспитываться пастырь. Сила путятинского поучения, однако, зависит в значительной мере от его личного таланта и выразительности языка.
Хороший текст поучения дают проповедники в том случае, когда в основу проповеди они кладут чудную понятную притчу, рассказ Пролога, Луга духовного, рассказ из жизни и оттеняют ими содержание евангельского повествования, – затем делают свой пастырский вывод.
Схема такого поучения. Евангельский текст или праздничное повествование. Далее подходящая к делу иллюстрация (притча, повесть, житейский отрывок). Если у проповедника существует строгая последовательность и связь с прежде бывшими поучениями, то каждое следующее поучение он должен начинать не иначе, как передавши вкратце содержание предыдущего, – это будет полезно и для тех, которые не были на прежде бывших поучениях. Вот что говорит по этому поводу св. Златоуст: «Чтобы сказанное было для вас более ясным, нужно повторить немногое из прежде сказанного, дабы наша беседа не вышла на духовное зрелище без головы, но дабы, приняв свой вид, была узнана зрителями. Это будет для слышавших уже напоминанием, а для неслышавших наставлением, обращенным к слушателям».
Особый вид поучений – поучения катехизические, т.е. беседы о предметах веры по катехизису (беседы о заповедях, Символе веры, таинствах). Мы ниже даем указатель руководящей литературы по отношению к катехизическим поучениям. Здесь укажем как общее правило: предмет катехизических поучений иногда сух и труден. Чтобы научить их слушать, необходимо вводить в них элемент назидания (нравственный) и элемент повествования, т.е. тоже иллюстрацию, рассказ. Образцом иллюстрации и материалом может служить изложение катехизиса в изд. «Катехизис в рассказах» о. Успенского, 6 книжек (Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1999. – Ред.). К сожалению, нет книги, которая давала бы образцы готовых бесед, где катехизическое содержание, например Символ веры, было органически связано с назиданием и рассказом.
Схема таких поучений, по нашему мнению, состоит в изложении догмы, ее истолковании для разума, насколько возможно, и особенно в изъяснении жизненного смысла догматического учения. Например, объясняется Символ веры: объяснение смысла слова «верую»: вера есть не признание Бога, а Его «ощущение», познание Его религиозным опытом. Рассказ о жизни в Боге у св. подвижников (св. отцы, мистики). Единство Бога и Его Троичность. Аналогии. Любовь как средство слияния в единстве по образу Божию. Единосущие всех людей как аналогия Единосущия ипостасей. Молитва 17-й главы Иоанна – о слиянии людей воедино по образцу Троицы и т.д.
К сожалению, такая постановка беседы трудна, особенно для простого народа. Она требует большой подготовки. Материал для таких поучений бесед даёт архиепископ Антоний Волынский (нравственное значение догматов).
Для народных бесед иногда достаточно простого школьного урока, освеженного иллюстрациями из вышеназванного катехизиса в рассказах, пролога и жития. Совершенно мертвые уроки догматики бесполезны, для проповеди они ничего не дают слушателям и потому вредны, поскольку отучают от внимательного и сердечного слушания слова.
Когда поучение имеет не одну тему, а развивает ряд тем, например последовательно по стихам раскрывает Евангелие, оно называется беседой. Беседы необходимы для понимания богослужебного чтения. Понятно само собою, что беседы есть соединение нескольких коротких поучений, и их касается то, что сказано о поучениях. Основной элемент их – толкование Писания.
Но истолковать целое евангельское или апостольское чтение за литургийной беседой невозможно: тогда скажешь о многом, но мало. И слово пройдет мимо внимания, не оставит прочного следа. Поэтому нет нужды останавливаться на всех частностях текста: достаточно, если будет усвоено главное в его содержании – основания его мысли. И не только усвоены в понимании, но и подкреплены соответствующими рассказами, иллюстрациями, обращениями к совести.
Для кафедры беседы все-таки мало удобны, потому что не могут быть кратки даже при вышеуказанном условии, но для чтений внебогослужебных это форма удобная и легкая, так как текст есть руководитель, определяющий тему беседы, и помешает запутаться в ходе речи.
Слово – есть сложное развитие одного текста. Обыкновенно особенностью слова считается его планомерность, построение его. Но уже то, что «слово» связывает обычный, свойственный данному проповеднику способ беседы с слушателями, делает его искусственным видом проповеднической речи. Этот вид речи дисциплинирует мысль, приучает ее к порядку, но практическая необходимость исследовать всесторонне текст в его частностях на кафедре сельской церкви убивает назидание, вводит в область малопонятного и иногда ненужного по настроению и степени понимания слушателей.
Слово, произнесенное по особому случаю, как по случаю какого-нибудь гражданского события вне церкви при чествованиях, юбилеях, торжествах, называется речью. Отличие речи от слова – большая свобода в языке, в выборе иллюстраций, какие можно брать и из произведений светской литературы. Когда речь говорит священник, он все же обязан считаться с достоинством своего сана; в его речи неуместны, напр., неудобные шутки.
Внебогослужебные чтения не представляют особого вида проповеди: это беседа, если речь идет о толковании Писания, обширное поучение, если это, напр., беседа по поводу праздника. Иногда это просто обширное повествование. Следовательно, особых правил здесь быть не может! Нечего и говорить, что в языке речи, в выборе примеров, литературных иллюстраций священник здесь свободнее, чем во время литургийной проповеди.
Особый вид проповеди – домашняя беседа. Хорошо, когда вечером священник подсядет на завалинку к мужикам и поведет с ними разговор. Хорошо, если он войдет в дом и здесь, зная о внутренней жизни дома, семьи, направит речь на больные его места. Беседы эти могут отличаться особою простотой речи и той особой силой, которой часто священник не в силах дать с кафедры, связанный традиционным языком проповеди. Здесь священник может исправлять, дополнять свою речь в зависимости от ответов его собеседников. Здесь священник учит, сам учась ближе подходить к недугам паствы, их затруднениям, и дает живой ответ.
Для успеха проповеднического дела полезно священникам соседям соединяться в кружки для выработки планов беседы, для беседы об успешной проповеди, для общего ознакомления с теорией проповеди, для общей покупки книг, картин для чтений. Такие кружки могли бы вести общую работу, члены их иногда могли бы даже прямо заменять друг друга. Один, взявший на себя разработку катехизации, мог бы вести ее в селе товарища (при большой близости, конечно), а его товарищ мог бы вести у него беседы другой группы. Конечно, размеры совместного действия выяснились бы сами собой, но уже самое существование организации удержало бы от бездействия и лени, поддержало бы проповедническую энергию.
Иоанн Зонара (XII в.) – выдающийся византийский церковный канонист.
По существу, обращаясь непосредственно к человеку, его чувствам (лат.).