рассказы смена пола на женский
Рассказы смена пола на женский
— То есть ты хочешь чтобы я начала принимать женские гормоны?
Вообще-то я уже давно думала о приеме гормональных препаратов и даже несколько раз перечитывала «Методические рекомендации министерства здравоохранения СССР по смене пола» составленные руководителем Всесоюзного научно-методического центра психоэндокринологии проф. Белкиным А. И. и Карповым А. С., там не было четкого гормонального курса, но составить его я была в состоянии. Надо было просто решиться на этот шаг. Конечно, надо было делать это под руководством опытных врачей и после дополнительного обследования в медицинском центре специализирующемся на проблемах транссексуализма, но я не хотела этих обследований. И вот теперь все-таки момент настал. А Костя продолжал.
— Понимаешь 16 лет — самый лучший возраст для начала гормональной терапии, я не специалист в этой области, но ты еще не сформировалась как мужчина, и твоему телу относительно легко будет трансформироваться в женское. С возрастом трансформация будет все тяжелее.
В его словах была доля истины.
— Я уже думала об этом, но никак не решалась начать.
И я пообещала попробовать. В тот вечер больше ничего интересного не происходило, мы просто напились до мертвецкого состояния, и Костя ни в силах идти домой, просто остался у меня ночевать. Даже правильнее сказать он просто вырубился на диване, и я накрыв его пледом на коленках уползла в свою комнату предаться пьяному забытью. Но я никак не могла уснуть, мысли о приеме гормонов никак не оставляли меня. И решив, что все-таки пора, я от облегчения принятого решения сразу уснула. Утром Костя протрезвев не обмолвился об этом, а я продолжала думать. Решение принятое спьяну не всегда надо сразу воплощать в жизнь. Но я решила и начала. Надо сказать, что именно из-за этого наши отношения с Костей в дальнейшем прекратились. Он был геем и ему было интересно и привлекательно мужское тело. А я, пользуясь всеми возможными способами, начиная от книг, журналов и пособий в областной библиотеке и заканчивая «Домашней медицинской энциклопедией фельдшера», составила собственный курс приема гормональных препаратов. Я не имею морального права приводить его в своей книге, во избежание ответственности за неправильные рекомендации. Вообщем проблем с покупкой гормональных препаратов у меня не возникло, т. к. некоторые из них просто являются женскими противозачаточными средствами, некоторые гормональными мазями и продаются в аптеках без рецепта.
Первые три месяца я принимала их тайком от мамы, пока однажды она не наткнулась у меня в столе на пачку таблеток и тюбик с мазью.
— Что это? — удивленно перевела взгляд мама на меня держа в руках пачку с таблетками.
— Гормоны, — ответила я и покраснела.
— Зачем?! Ты начала пить женские гормоны?
— Да, мама, я пью женские гормоны!
К концу второго курса техникума моя внешность уже мало напоминала внешность юноши, я больше походила на созревающую девушку. Единственным недостатком в моем облике оставался голос. Как я не старалась, но скрывать басовитые нотки в голосе было сложно. Но бороться с этим было можно, и мой голос был приятным и низким. Не зря в детстве я занималась в музыкальной школе, целых четыре года я старалась и мне самой нравилось. Щетина, которая начинала пробиваться, видимо из-за приема гормональных препаратов сошла на нет, причем без применения каких либо депиляторов. Её просто не стало и все. Стараниями моей мамы, после первого года учебы она заехала в техникум и переговорила с заведующей учебной частью, где объяснила о происходивших со мной переменах. Завуч была очень умной женщиной и в течение второго курса я начала уже забывать свое мужское имя Алексей, и все чаще слышала имя Елена. Да и относились преподавательницы ко мне как к девушке. Не все конечно, но большинство все-таки оказались людьми порядочными и рекомендации завуча вняли маминой просьбе, кроме пожалуй нашей математички, но на втором курсе мы этот предмет заканчивали и особых переживаний мне ее неприязнь уже не доставляла. Хотя в классном журнале, согласно документов, я продолжала числиться Алексеем Логуновым. Я уже вполне свободно пользовалась косметикой и с улыбкой вспоминала мои первые неумелые попытки нанести макияж. Тем более на втором курсе мы начали уже проходить основы визажа и нанесение макияж входило в обязательный курс данного предмета. Мой волосы — предмет моей гордости. За четыре года я смогла отрастить их уже намного ниже плеч. Их густота и длина была предметом зависти некоторых девчонок. От природы мне даны были густые и прямые волосы. Я лишь слегка мелировала их, стараясь как можно меньше применять средства для окраски и завивки и в конце-концов применяла лишь только средства по уходу за волосами. Это и позволило мне отрастить к концу второго курса вполне шикарную гриву. Вообщем к окончанию второго курса я практически перестала быть юношей и почти окончательно перешла в род девушек. Незнакомые люди в автобусах и на улице давно уже обращались ко мне не иначе как «девушка», мальчики на улицах пытались знакомиться. Даже туалетом я предпочитала пользоваться женским, благо кабинки у нас были с закрывающимися дверьми, и особых неудобств это никому не приносило. Только лишь косые взгляды соседей, да перешептывание бабок на лавочке «Ишь ты, смотри гомосек пошел, ну чистая баба!» приносили мне некоторые неудобства. В конце-концов привыкаешь ко всему. В том числе и к людским гадостям!
Только вот с Костей мы расстались еще в конце первого курса. Как он сказал — он был геем и мое округлявшееся мужское тело волновало его все меньше и меньше. Расставание у нас прошло без скандалов и громкого выяснения отношений. Мы просто перестали звонить другу-другу. Но даже и сейчас спустя годы, встретив своего милого МУЖЧИНУ, моего первого и до сих пор любимого я с удовольствием поцелую его и надеюсь, что он тоже оставил в своей душе только теплые воспоминания обо мне.
Глава 18 «Военкомат»
Повестка из военкомата грянула для меня как гром среди ясного неба! Возвращаясь вечером из техникума, я просто обнаружила её в своем почтовом ящике на обычной почтовой открытке. До конца четвертого курса оставалось всего три месяца и по мнению военкомата меня пора было призывать в ряды вооруженных сил Российской Федерации. Еще в 14 лет я проходила приписную комиссию в военкомате, но тогда было все по другому! Я была просто длинноволосым подростком иногда дома одевающим мамины юбки. Но сейчас. Я даже не представляла как я пойду в военкомат?
«Сменишь пол — выйду за тебя замуж»: история моего трансгендерного перехода
Светлана Моторина, автор книги «Травля: со взрослыми согласовано» собирает истории буллинга. Одной из них поделился Борис, родившейся девочкой и в 2015 году осуществивший переход. Он использует те гендерные окончания, которые для него комфортны, и мы сохранили их в его рассказе.
Травить меня начали дома
Мать вышла замуж за отца без любви, чтобы сбежать от моей авторитарной бабушки. Почти сразу забеременела мной, что стало для нее неприятным сюрпризом. Я был нежеланным ребенком.
Моя жизнь как-то сразу не задалась. Даже с именем не повезло. Мама назвала меня Ритой в честь подруги. Бабушка часто говорила, что у меня кличка, ведь Рита — это производное, отдельного такого имени нет. Получается, я не существую изначально. Я сменил имя только в этом году.
В год и два месяца меня сдали бабушке в город П. Бабушка ради этого уволилась с работы, о чем до сих пор мне постоянно напоминают. На меня, на мое воспитание она «положила жизнь».
Для бабушки я был дорогой игрушкой. У меня было всё и всегда. Только не то, что я мне хотелось, а то, что должно быть, по мнению окружающих, чтобы меня можно было выставить, как экспонат. При этом я для бабушки всегда оставался плохим. Я не так хожу, не так смотрю. Не улыбаюсь — плохо, улыбаюсь — плохо. Молчу — плохо, говорю — плохо.
Иногда мама забирала меня погостить. Помню, в три года она меня забрала и за какую-то провинность заперла в комнате с пауками. Я после этого полгода не разговаривал.
Про детский сад я запомнил только, как описался
Я не ходил в детский сад. Когда мне было пять лет, бабушку положили в больницу. Дедушка работал посменно. Меня отдали в детский сад на два дня, которые в моей памяти отложились как кромешный ад. В первый день меня заставили есть какую-то дрянь. А во второй день утром кто-то из детей баловался, и воспитательница в качестве наказания запретила всем ходить в туалет.
Вечером дед меня забрал. Мне было стыдно признаться, что я хочу в туалет. Я же девочка, а «девочки такое мужчинам не говорят». Я описался по дороге. Для меня это был позор такого масштаба, что я до сих пор никому об этом не рассказывал, даже моему психотерапевту.
В одной школе меня унижали, в другой я был звездой
Первый и второй класс были адом. По знакомству меня в шесть лет отдали педагогу со званием «Народный учитель СССР». Я был младше всех в классе. Читал с трех лет, писал с четырех. Плюс я был маленького роста, очень худой, тихий, забитый ребенок. Моими единственными друзьями были книжки. Еще и в столовую не ходил.
Бабушка вышла на работу, заняла высокую должность в пищевой промышленности. У нас были сыр, колбаса, масло. Дети меня презирали, били, отбирали еду. Учительница меня ненавидела, потому что я задавал вопросы. Я терпел. Постоянно пытался заработать одобрение, делал задания лучше и лучше. А она меня гнобила сильнее и сильнее.
Как-то она поменяла урок природоведения на труд. Я об этом не знал и как примерный ученик принес «Дневник наблюдений». А надо было принести ткань, иголки, нитки. Учительница поставила меня к доске и четко произнесла, как сваи заколотила: «Смотрите, какой позор! Не готова к уроку! Два! Стой здесь весь урок». И я стоял. Все на меня смотрели, хихикали, тыкали пальцем. А учительница это поощряла.
Я пожаловался бабушке, она сходила в школу. Учительница сказала, что ничего подобного не было. Бабушка потом меня ругала на чем свет стоит за то, что учителя стараются, а я вру. Я пришел домой и написал на своем дорогом заказном письменном столе так, чтобы никто не видел, «Бабушка — сука».
В этот момент во мне сработал какой-то внутренний тумблер. Я был очень понятливым ребенком и стал учиться подстраиваться под ситуацию. От меня ждут улыбку — улыбаюсь, ждут глупость — я делаю глупое выражение лица. Я научился «зеркалить» действия одноклассников. Меня тыкали — я тыкал. Я научился отвечать на травлю, даже травил в ответ, но ненависть ко мне никуда не ушла.
В восемь лет я, видимо, достаточно вырос, чтобы жить со мной в одном доме, и мама меня забрала. Отец в это время служил в одной из союзных республик. Наступил внезапный период самостоятельности и свободы. Папа был явлением эпизодическим. Мама работала целыми днями и меня не замечала. Примерно раз в неделю она обращала на меня внимание, в основном чтобы выразить свое недовольство. Она била меня тряпками, обувью, всем, что было под рукой. Я просто старался не попадаться ей на глаза.
Я завел массу приятелей. Ходил в музыкальную школу. Когда я поступал, учительница сказала, что по моему уху «стадо бизонов пробежало туда и обратно». Я за первый класс «музыкалки» сдал программу четырех классов. Увлекся пением. Учительница призналась, что я смог воспитать в себе абсолютный музыкальный слух. Я стал звездой. С тех пор, когда я слышу, что кто-то чего-то не может, я не верю. Не хочет, лень — в это верю. А смочь можно все.
Если отставить за скобки мои терзания по поводу гендера, эти несколько лет в другой республике были самыми счастливыми в моей детской жизни. В школе не было травли, меня там ценили. Я победил в республиканской олимпиаде по химии, меня наградили путевкой в Германию.
Перед десятым классом мама завела второго ребенка. Бабушка приехала, увидела, что меня эксплуатируют, как няньку, и под этим предлогом забрала меня обратно.
Тогда начался второй цикл ада. Меня отдали в ту же школу, в тот же класс, из которого я уходил. Снова началась травля, в том числе со стороны классной. Я приехал из школы, где важны были мои знания, где я был самоценен как человек, учителя мною гордились. И вот я вновь окунулся в презрение.
Учительница химии, которую я знал на уровне олимпиадника, преподавала очень скверно. Все сводилась к: «Завтра вы должны выучить параграф пятый, а спрашивать я буду всех с фамилией на букву «А»». Я сначала хотел сдавать химию в качестве выпускного экзамена, потом передумал, чем вызвал истерику. Меня вызывали «на ковер». Я высказал учительнице в лицо, что она за два года не дала мне никаких знаний. После этого бабушка заставила меня идти домой к учительнице с букетом. Я пришел. Учительница хотела, чтобы я перед ней встал на колени. Я не встал. Бросил ей в лицо букет и ушел.
Когда пришли месячные, это стало ударом
Еще до пяти лет я осознал, что я не такой, как все. Я никогда не применял к себе личные окончания. Бабушка постоянно повторяла: «Не лезь в лужу, ты же девочка». Я злился: «Я не девочка!» – и специально лез в лужу. Тогда мне говорили, что злиться девочкам нельзя. Всё было нельзя. У меня близорукость с детства, но очки носить было нельзя, потому что «в очках замуж не возьмут». Хуже времени в моей жизни не было.
Дома было много книг по анатомии, акушерству, педиатрии. Я прекрасно знал, чем женщина отличается от мужчины, и решил, что у меня просто еще ничего не выросло, как у мальчиков. С десяти лет я ждал изменений в теле, настолько был уверен, что я не девочка, и все ошибаются.
В 13 наступила первая менструация, и это было ударом. Стало ясно, что ничего уже не вырастет. Мне снова пришлось перестраивать себя. Я пытался внешне соответствовать тому, чего ждут от девочки. Изображал, что мне нравится «Ласковый май», выдавливал из себя фанатские слезы.
В последних классах школы я окончательно перестал говорить о себе в женском роде в школе и дома. Родители не замечали. Они уже переехали в Россию. Мама занималась ремонтом. Папа начал пить.
Моя первая любовь, обращаясь ко мне также в мужском роде, как-то сказала: «Ты такой хороший, если ты сменишь пол, я выйду за тебя замуж». Я радостно прилетел домой, сказал маме, что хочу поменять пол. Мама сказала, что я урод, что она меня ненавидит и что лучше бы меня не было. Я порезал себе вены.
В институте (я учился на факультете физики) никто не предъявлял претензий по поводу внешнего вида, пользуясь этим, я ходил в камуфляже, пил всё, что горит, спал со всем, что движется. Это были женщины. Ко мне обращались в мужском роде. По имени меня не называли. У меня была кличка.
Остро вопрос гендерной идентичности всплывал каждый раз, когда я устраивался на работу. Это был конец девяностых. Я пробовал себя в качестве программиста, потом системного аналитика. Везде на меня смотрели косо. После переезда в Москву я долго работал в крупной государственной корпорации.
В 2012 году я начал переход. Я долго не верил, что я трансгендер. У меня есть транссексуальный друг. Он мне говорил, что я такой же, как и он. Когда он поменял пол, это оказало на меня сильнейшее влияние. Начались панические атаки, истерики. Так я оказался в Санкт-Петербурге на трансгендерной комиссии. Там мне назначили лечение от депрессии, там же я прошел кучу обследований и тестирований, и в итоге получил справку о смене пола. Должность в государственной корпорации я тут же потерял.
У меня было три брака и очень много партнеров
Когда мне было 18 лет, мои родители договорились с «правильной» еврейской семьей о моем браке с их сыном. Ему было 19. Я к этому моменту уже умел протестовать, но все еще пытался завоевать мамину любовь. Я старался изо всех сил социализироваться как женщина. О моих гендерных метаниях молодой человек даже не подозревал. Покупая туфли на каблуке, платье, юбку, косметику, я себя чувствовал не просто голым, а клоуном. Не мог себя заставить одеть эту вещь второй раз. Все отдавал друзьям, сестре, маме. До 2013 года все женские вещи у меня были одноразовые.
Брак продлился полтора года до первой беременности. На сроке 22 недели я потерял двойню. Мы развелись.
Потом был период, когда я перебрал много партнеров обоего пола. При прохождении тестов для смены пола я даже не смог точно ответить, сколько их было. В районе 150. Для трансгендеров это нормально, своеобразный поиск себя.
Бабушка повторяла, что я никогда не найду себе жениха, а предназначение женщины — выйти замуж и родить детей. Следующим мужем стал буквально первый встречный.
В браке я не был счастлив, к тому же по полной программе прожил историю о том, как травят невесток. За то, что «в семью взяли еврейку», за то, что всё я делал не так, за то, что врачи поставили мне диагноз «бесплодие».
В двадцать два года неожиданно оказалось, что я жду ребенка. Я не мог себе представить, что буду рожать. Для меня это было неестественно. Мальчики не рожают. У меня был друг, гинеколог. Я попросил его написать какой угодно диагноз, лишь бы это было кесарево.
Родился сын. Это было счастьем. Но кормление грудью стало пыткой. Из-за давления мамы и свекрови отказаться от этого было невозможно. У меня была затяжная послеродовая депрессия.
Муж загулял. В какой-то момент сообщил, что он переезжает в город Н., где жили его родственники. Мама и бабушка сказали, что женщина обязана терпеть. Мы с сыном поехали за мужем в Н. Там травля со стороны родственников стала невыносимой. «Жирная тупая корова» — это самое мягкое, что я слышал в свой адрес. Несколько раз я собирал вещи и уходил.
В городе Н. я устроился работать в академию преподавателем. Начал добиваться успехов, писал учебники, с головой ушел в работу, получил звание доцента. Но начались проблемы с тем, что при моем графике нужна помощь с сыном. Я хотел нанять няню, но дома меня пристыдили. В итоге когда сыну был год и два месяца, я повторил то, что сделала моя мама. Я отвез сына матери. До сих пор чувствую боль, вину.
Вскоре муж объявил, что уходит к другой. Брак продлился четыре года. Жилья у меня не имелось, зарплата в институте маленькая, хотя авторитет у меня уже был большой. Я выкрутился. Меня на время приютили друзья. Потом я переехал в город П., где жили мама и сын. Устроился на работу. В 2007 году я уехал в Москву. Хотел забрать ребенка, но сына мне не отдали. В Москве я встретил мужчину. Мы поженились и до сих пор вместе.
В детстве я тренировал лицо, чтобы делать вид, что выражаю эмоции
Я не умею проявлять эмоции, плохо их считываю. В шесть лет, когда я понял, что нужно уметь «зеркалить» людей, я буквально тренировал лицо перед зеркалом. Я стащил из маминой библиотеки учебник по психиатрии, и у меня были детские книжки с иллюстрациями эмоций. Вот по этим книгам я и учился. Видимо, довольно успешно. Кроме моего психотерапевта, долго никто не знал, что у меня синдром Аспергера. Мне его поставили в 2013 году в ходе комиссии для заключения о трансгендерности.
Я мечтаю уехать в Парагвай
Сейчас я живу со своим третьим мужем, мы так и остались партнерами. Сын с нами, ему сейчас 20 лет. Мое решение о переходе сын воспринял спокойно. Я ему рассказал перед первой поездкой к психиатру в Санкт-Петербург. Сын сказал: «Отлично, теперь у меня есть папа». Ему, видимо, и так было понятно, что к этому всё шло.
С трансгендерами я почти не общаюсь. Я много их видел. Понял, что это такая, мягко говоря, жалкая группа людей, но одновременно очень жестокая. Трансгендеры подвергаются травле и при этом сами травят своих же, часто намного более жестоко, чем обычные люди.
Меня не приняли из-за того, что я женщина, ставшая мужчиной, но при этом не люблю пить, курить, ругаться матом, а это положено по моей гендерной идентичности. Трансгендерное сообщество мне навязывает эти установки. Я люблю украшения, браслеты, люблю одеваться, как историк моды Васильев. Это осуждается: «Ну что ты как баба?»
Мне кажется, они выпячивают свою ущербность, упиваются своим природным уродством. Мне очень близки слова руководителя трансгендерной комиссии, которую я проходил. Он говорил, что мечтает увидеть общество без навязанных гендеров, где человек такой, каким он хочет быть в рамках закона.
То, что у меня токсичные мама и бабушка, я понял только три года назад, после нескольких лет терапии. Раньше я считал это нормой. Отец узнал о том, что я планирую менять пол, за месяц до своей смерти. Дед умер за четыре года до моего решения. Бабушка жива и не в курсе. Мать знает, но я с ней уже два года не общаюсь. И тут дело не в смене пола. Я столько лет, несмотря ни на что, пытался добиться ее любви. В 2015 я получил медаль за вклад в экономику Таможенного союза. Рассказал маме, хотел услышать, что она гордится мной. Она ответила: «Тебе? Медаль? Лучше б деньгами дали. Хотя ты и этого не заслуживаешь». Я как-то угас.
Три года назад я приехал к маме, и она ни с того ни с сего сказала: «Ты знаешь, я тебя так люблю». А я понял, что ничего не чувствую. Вообще ничего. Я сорок лет этого ждал, а услышав долгожданные слова, понял, что мне это уже не нужно.
Самое сложное сейчас — работа. Я не могу ее найти с 2016 года. У меня есть диплом психолога, полученный параллельно с первым высшим образованием. В 2017 году я занялся вопросом переподготовки по психотерапии. Пришлось два года учиться заново.
Деньги за терапию я начал брать совсем недавно. Фактически меня давно содержит мой партнер. И это для меня больной вопрос. Для счастья мне не хватает самости. Я очень устал играть. Хочется прекратить быть удобным. Парадокс, я учу своих клиентов быть неудобными, но сам делаю это с переменным успехом.
У меня есть мечта. Я очень хочу уехать в Парагвай. Туда уехал мой приятель, вслед за которым я осуществил переход. Он рассказывает об этой стране как о рае. Он там счастлив. Но я боюсь уезжать. Дом сейчас для меня — это всё. Я уже четыре года почти не выхожу. Слишком много было ситуаций, связанных с моей идентичностью. Я избегаю встреч с незнакомыми людьми. Работаю дистанционно.
Я очень хочу оставить какой-то след. Я даже начинал книгу писать с поэтичным названием «Жизнь одного эльфа». Пока не написал, поэтому согласился рассказать свою историю. Мне важно донести, что есть другие люди, возможно, странные, не такие, как все. В норму, которую нам навязывают, они не укладываются. Но они имеют полное право существовать рядом с теми, кто считает себя нормальными.
Рассказы смена пола на женский
— То есть ты хочешь чтобы я начала принимать женские гормоны?
Вообще-то я уже давно думала о приеме гормональных препаратов и даже несколько раз перечитывала «Методические рекомендации министерства здравоохранения СССР по смене пола» составленные руководителем Всесоюзного научно-методического центра психоэндокринологии проф. Белкиным А. И. и Карповым А. С., там не было четкого гормонального курса, но составить его я была в состоянии. Надо было просто решиться на этот шаг. Конечно, надо было делать это под руководством опытных врачей и после дополнительного обследования в медицинском центре специализирующемся на проблемах транссексуализма, но я не хотела этих обследований. И вот теперь все-таки момент настал. А Костя продолжал.
— Понимаешь 16 лет — самый лучший возраст для начала гормональной терапии, я не специалист в этой области, но ты еще не сформировалась как мужчина, и твоему телу относительно легко будет трансформироваться в женское. С возрастом трансформация будет все тяжелее.
В его словах была доля истины.
— Я уже думала об этом, но никак не решалась начать.
И я пообещала попробовать. В тот вечер больше ничего интересного не происходило, мы просто напились до мертвецкого состояния, и Костя ни в силах идти домой, просто остался у меня ночевать. Даже правильнее сказать он просто вырубился на диване, и я накрыв его пледом на коленках уползла в свою комнату предаться пьяному забытью. Но я никак не могла уснуть, мысли о приеме гормонов никак не оставляли меня. И решив, что все-таки пора, я от облегчения принятого решения сразу уснула. Утром Костя протрезвев не обмолвился об этом, а я продолжала думать. Решение принятое спьяну не всегда надо сразу воплощать в жизнь. Но я решила и начала. Надо сказать, что именно из-за этого наши отношения с Костей в дальнейшем прекратились. Он был геем и ему было интересно и привлекательно мужское тело. А я, пользуясь всеми возможными способами, начиная от книг, журналов и пособий в областной библиотеке и заканчивая «Домашней медицинской энциклопедией фельдшера», составила собственный курс приема гормональных препаратов. Я не имею морального права приводить его в своей книге, во избежание ответственности за неправильные рекомендации. Вообщем проблем с покупкой гормональных препаратов у меня не возникло, т. к. некоторые из них просто являются женскими противозачаточными средствами, некоторые гормональными мазями и продаются в аптеках без рецепта.
Первые три месяца я принимала их тайком от мамы, пока однажды она не наткнулась у меня в столе на пачку таблеток и тюбик с мазью.
— Что это? — удивленно перевела взгляд мама на меня держа в руках пачку с таблетками.
— Гормоны, — ответила я и покраснела.
— Зачем?! Ты начала пить женские гормоны?
— Да, мама, я пью женские гормоны!
К концу второго курса техникума моя внешность уже мало напоминала внешность юноши, я больше походила на созревающую девушку. Единственным недостатком в моем облике оставался голос. Как я не старалась, но скрывать басовитые нотки в голосе было сложно. Но бороться с этим было можно, и мой голос был приятным и низким. Не зря в детстве я занималась в музыкальной школе, целых четыре года я старалась и мне самой нравилось. Щетина, которая начинала пробиваться, видимо из-за приема гормональных препаратов сошла на нет, причем без применения каких либо депиляторов. Её просто не стало и все. Стараниями моей мамы, после первого года учебы она заехала в техникум и переговорила с заведующей учебной частью, где объяснила о происходивших со мной переменах. Завуч была очень умной женщиной и в течение второго курса я начала уже забывать свое мужское имя Алексей, и все чаще слышала имя Елена. Да и относились преподавательницы ко мне как к девушке. Не все конечно, но большинство все-таки оказались людьми порядочными и рекомендации завуча вняли маминой просьбе, кроме пожалуй нашей математички, но на втором курсе мы этот предмет заканчивали и особых переживаний мне ее неприязнь уже не доставляла. Хотя в классном журнале, согласно документов, я продолжала числиться Алексеем Логуновым. Я уже вполне свободно пользовалась косметикой и с улыбкой вспоминала мои первые неумелые попытки нанести макияж. Тем более на втором курсе мы начали уже проходить основы визажа и нанесение макияж входило в обязательный курс данного предмета. Мой волосы — предмет моей гордости. За четыре года я смогла отрастить их уже намного ниже плеч. Их густота и длина была предметом зависти некоторых девчонок. От природы мне даны были густые и прямые волосы. Я лишь слегка мелировала их, стараясь как можно меньше применять средства для окраски и завивки и в конце-концов применяла лишь только средства по уходу за волосами. Это и позволило мне отрастить к концу второго курса вполне шикарную гриву. Вообщем к окончанию второго курса я практически перестала быть юношей и почти окончательно перешла в род девушек. Незнакомые люди в автобусах и на улице давно уже обращались ко мне не иначе как «девушка», мальчики на улицах пытались знакомиться. Даже туалетом я предпочитала пользоваться женским, благо кабинки у нас были с закрывающимися дверьми, и особых неудобств это никому не приносило. Только лишь косые взгляды соседей, да перешептывание бабок на лавочке «Ишь ты, смотри гомосек пошел, ну чистая баба!» приносили мне некоторые неудобства. В конце-концов привыкаешь ко всему. В том числе и к людским гадостям!
Только вот с Костей мы расстались еще в конце первого курса. Как он сказал — он был геем и мое округлявшееся мужское тело волновало его все меньше и меньше. Расставание у нас прошло без скандалов и громкого выяснения отношений. Мы просто перестали звонить другу-другу. Но даже и сейчас спустя годы, встретив своего милого МУЖЧИНУ, моего первого и до сих пор любимого я с удовольствием поцелую его и надеюсь, что он тоже оставил в своей душе только теплые воспоминания обо мне.
Глава 18 «Военкомат»
Повестка из военкомата грянула для меня как гром среди ясного неба! Возвращаясь вечером из техникума, я просто обнаружила её в своем почтовом ящике на обычной почтовой открытке. До конца четвертого курса оставалось всего три месяца и по мнению военкомата меня пора было призывать в ряды вооруженных сил Российской Федерации. Еще в 14 лет я проходила приписную комиссию в военкомате, но тогда было все по другому! Я была просто длинноволосым подростком иногда дома одевающим мамины юбки. Но сейчас. Я даже не представляла как я пойду в военкомат?