Про что книга тайная опора

Этапы большого пути

Среди всех существ, живущих на планете, у человека самое долгое детство. Понимание роли последнего помогает не создавать отравляющие жизнь ребенка и родителей проблемы и решать существующие. По мнению психолога Людмилы Петрановской, самый глубокий, точный и эффективный научный подход в этом направлении — теория привязанности.

Первым, кто обнаружил привязанность, был английский психоаналитик Джон Боулби (1907—1990), работавший с детьми сиротских приютов во время Второй мировой войны. Он отстоял мысль, что младенцу нужна обеспечивающая защиту мама целиком, а не только ее грудь как источник пищи. Только в 1950-х годах после доклада Боулби, обобщающего его исследования и переведенного на десятки языков, право ребенка быть со своим взрослым стало осознаваться наравне с правом на безопасность: родителей стали пускать в детские больницы, сирот — устраивать в приемные семьи, круглосуточные ясли и сады перестали считаться нормой, а отпуска по уходу за ребенком во многих странах удлинились. Позже привязанность стали изучать Мэри Эйнсворт, режиссеры докумен­тальных фильмов «Джон» и «Лора» Джеймс и Джойс Робертсон, Зденек Матейчек, автор книги «Не упускайте своих детей» Гордон Ньюфелд и др.

Людмила Петрановская через призму теории привязанности рассказывает о потребностях ребенка, из-за несвоевре­менного удовлетворения которых возникают риски. Этап за этапом она описывает «дорожную карту» взросления. Автор приводит результаты исследований, примеры из жизни, литературы и кино. Она дает практические советы (мы отметили их значком) родителям и тем, кто имеет дело с детьми, уточняя при этом, что если в ваших отношениях с ребенком что-то происходит иначе, доверяйте своей интуиции, движимой заботой и любовью. Ведь в книге невозможно описать все возможные варианты и ситуации — реальная жизнь сложнее даже самой проработанной теории.

От рождения до года

Вопрос жизни и смерти

Каждый появившийся на свет младенец на инстинктивном уровне знает правила выживания, их два:

Из этих правил вытекают свойства привязанности:

Едва родившись, малыш принимается «привязывать» к себе маму. Каждые кормление, взгляд, касание, вдох неповторимого запаха — соединяющая их нить. Со временем нитей становится больше, они переплетаются в психоло­гическую пуповину привязанности — глубокую эмоциональную связь.

Повторяющаяся последо­ва­тельность действий формирует круг заботы: у ребенка возникает дискомфорт — он подает сигнал — родитель что-то делает — наступает комфорт, и так до следующей проблемы. Поначалу колесо «пробуксовывает» (сложно угадать, чего хочет младенец), но уже примерно через полгода ребенок начинает доверять и понимать: благодаря маме ему станет хорошо. При этом комфорт его мало интересует — тот, к кому ребенок привязан, придает ему сил одним своим присутствием. Без мамы, среди чужих людей ребенок испытывает постоянный стресс, подрывающий иммунитет, даже если живет в лучших условиях (в теплом помещении детдома, с регулярным питанием и гигиени­ческими процедурами).

Взаимоза­ви­симость папы и других членов семьи и ребенка меньше обус-ловлена физиоло­гически, но принцип тот же: каждый акт заботы взрослого — помощь, объятие, улыбка — завязывает нить. С папой, бабушкой-дедушкой, сестрами-братьями, приемными родителями (если малыш остался без матери). Поскольку цена ребенка высока (человек вынашивает обычно по одному плоду, редко и тяжело рожает), на заботу о нем ориентированы не только женщины фертильного возраста.

Не стоит жертвовать общением с младенцем ради того, чтобы «дать ему самое лучшее» (выходить на работу раньше времени и др.). Лучше родителей и их объятий для душевного спокойствия ребенка ничего нет, даже если вы живете в тесноте и покупаете вещи на Avito.

Потребность в донашивании

Состояние новорож­денного похоже на зависание между мирами при пробуждении, только он полностью просыпается к жизни примерно в три месяца. Задача взрослых — обеспечить младенцу плавный переход без стресса под названием «подняли, а разбудить забыли». Предоставить условия, похожие на жизнь в матке: тесно со всех сторон охватить мягким и теплым (руками, пеленками), качать, как покачивается живот женщины в движении, отгородить от мира коконом монотонных звуков, как в животе мамы, когда рядом стучало сердце, бурлил кишечник, шумела кровь в артериях.

Ребенка пока не нужно воспитывать и развивать. То есть не надо «не приучать к рукам» и развивать легкие, дожидаясь, пока младенец станет кричать громче. Его нужно донянчить, доносить. Вынашивание во время беременности сменяется донашиванием, а роль пуповины берет на себя привязанность. Ребенок пока все так же слит с матерью, только переместился по внешнюю стенку живота.

Чем грозит неудовле­творение потребностей младенца? «Неприучение к рукам» оборачивается впоследствии чувством вины и гиперопекой матери либо привычкой отстраняться от боли ребенка. А для ребенка — иррацио­нальным убеждением, что «все бесполезно, никто не поможет, я обречен» и отчаянием, накрывающим в моменты жизненных трудностей. Выдергивание в одиночество раньше времени не прибавит ребенку самосто­я­тельности, а родителям — покоя.

Малыши, которые первый год жизни проводят, прижавшись к матери (она держит ребенка на руках, носит на спине, кормит, не отрываясь от дел, спит с ним), намного более самосто­ятельны к двум годам, чем их сверстники, которых боялись «приучить к рукам» или чьи мамы не могли с ними быть. Первые полны радостной любозна­тельности и не выглядят «избалованными» в отличие от вторых, ненасытно требующих внимания, капризничающих, изматывающих родителей вечным недовольством и прилипчивостью. Дело в том, что, когда потребность полностью удовлетворена, за нее нет необходимости держаться. Удовлетворенная потребность в заботе приводит к независимости и способности обходиться без помощи. Если же нас ограничивают, потребность становится сильнее.

Польза сюсюканья

Содержание «материнского разговора» выглядит странно: «Кто это тут у нас хороший мальчик? А это Васенька! Надо Васеньку помыть. Теперь Васенька стал чистый и красивый! А какая у него новая рубашечка, с кисками. Киски говорят: „Мяу-мяу“, хотят с Васенькой дружить. Красивый чистый мальчик сейчас пойдет баиньки» — и в таком роде, каждый день и час. Если бы мы разговаривали так со взрослыми, они бы решили, что мы нездоровы. Однако с младенцами люди разных культур и социальных слоев общаются именно так, бессознательно включая усвоенную в собственном раннем детстве модель поведения.

В эксперименте «неподвижное лицо» мамы младенцев по команде психолога прекращали разговор со своими детьми и держали лицо непроницаемо-неподвижным. Эксперимент ни разу не удалось продлить больше двух минут, потому что реакция ребенка быстро переходила в панику с громким ревом. Малыши жить не могут без «сюсюканья».

По-научному такой тип общения называется позитивным отзерка­ливанием. Взрослые дают понять ребенку: мы тебя видим, ты существуешь и важен для нас. Ведь только от окружающих младенец может узнать, что он есть, отразившись в их глазах и услышав от них описание своих чувств.

Неудивительно, что сироты в домах ребенка, лишенные общения с любящими взрослыми, на много месяцев или лет позже обычных детей начинают узнавать себя в зеркале и переходят от называния себя в третьем лице «Ваня хочет», «Дайте Ване» к употреблению «я» и «мне». В каком-то смысле они для себя не существуют.

Ребенок, которому первый год жизни окружающие постоянно сообщают о нем самом и его потребностях, нахваливая и умиляясь, сделает вывод: «Я существую, и это хорошо», что означает: я такой, как нужно, принят и любим без условий. Это чувство, которое определяет будущие отношения человека с собой и жизнью, психологи называют базовым доверием к миру. Сложности с базовым доверием лежат в основе депрессий, зависимостей и других малоприятных состояний.

Если в основе личности — прочный стержень убеждения «я существую, и это хорошо», человек меньше зависит от внешней оценки и извлекает пользу из критики. Если базового доверия нет, то осуждение, особенно от значимых людей, воспринимается как угроза, смертный приговор или послание «лучше бы тебя не было». Человек в этом случае будет либо нападать и ранить в ответ, либо впадать в паралич, чтобы не совершить ошибку. Похвала кажется незаслуженной, неискренней или превращается в допинг. В тяжелых случаях это принимает форму болезненной зависимости от оценок окружающих — нарцисси­ческого расстройства личности.

Сейчас это очень явно видно в Instagram, где многие люди непрерывно размещают свои фотографии.

Позитивное отзерка­ливание не заканчивается в младенчестве. Потребность в «теплом душе» из слов, означающих, что ребенок все так же важен для вас, может вновь обостряться в периоды тяжелых испытаний или возрастных кризисов.

Самое лучшее, что могут сделать для младенца члены семьи, — помочь его маме быть отдохнувшей, спокойной, счастливой и проводить больше времени с ребенком. Лучше не сидеть вместо нее с младенцем, а позаботиться о ней самой: освободить от домашних дел, вкусно накормить, сделать массаж, наполнить ароматную ванну. Когда мама хорошо себя чувствует, она будет общаться с ребенком с удовольствием.

Кризис года

Если пятимесячный ребенок спокойно реагирует на то, что его берет из коляски человек, которого он впервые видит, то в 7−8 месяцев или ближе к году он начинает бояться чужих взрослых (например, врачей в детской поликлинике или подругу мамы), пытаясь ввинтиться головой за пазуху, прячась за ногу родителя или пускаясь в рев, если к нему настойчиво тянутся неродные руки.

Дело в том, что, как только малыш научился ползать, ему нужно следовать только за своим взрослым. Если он будет ползать за каждым, станет опасно: чужой человек, не замечающий преследующего его ребенка, может привести дитя к обрыву. Поэтому дети начинают отличать маму и папу от других людей за несколько десятков метров.

К переломному моменту у ребенка складывается круг привязанностей — люди и животные, которые регулярно о нем заботятся: живут с ним или часто приходят — мама, папа, бабушка, дедушка, старшие дети, няня, кошка или собака.

Чтобы стать близким ребенку человеком после года, надо «попроситься» в круг: не приближаясь, отзеркалить его выражение лица, улыбнуться, показать игрушку, помахать рукой, обменяться парой слов с матерью. Когда взгляд ребенка остановится на вас, посмотреть ему в глаза, что-то ласково сказать, подмигнуть. Если улыбнется, протянуть руки и брать, когда протянет ручки в ответ (но будьте готовы к тому, что он тут же захочет обратно к матери).

Принуждение к контакту с чужим взрослым для ребенка — нарушение программы безопасности. Если незнакомец вместо описанного выше ритуала завоевания доверия громко отругает ребенка за то, что он «не здоровается», настырно заглянет в лицо, не стоит удивляться, что малыш отвернется или заплачет. То же самое произойдет, если родитель насильно вытолкнет его в центр внимания, требуя общаться с гостями или встреченными в лифте соседями. С возрастом напряжение при встрече с незнакомцами ослабеет, но разделение на своих и чужих останется одним из базовых на всю жизнь.

Разделение на своих и чужих связано с еще одним свойством привязанности — ее избирательностью.

Поскольку в домах ребенка о детях заботятся постоянно меняющиеся люди, у них ни к кому глубокой привязанности нет. Она может стать размытой, подобно описываемой в антиутопии Лоисы Лоури «Дающий» (по ней снят фильм «Посвященный»), где в «идеальном» мире без чувств «неподходящего» человека заменяют другим.

Если же нам предложат поменять нашего ребенка на образцового и более красивого, мы не согласимся — нам нужен наш, уникальный. Избирательность привязанности обрекает нас на тревогу за близких и боль при расставании и утрате, заставляет за них бороться, рисковать и дает невероятное ощущение счастья в минуты встреч. Она делает нас одновременно уязвимыми и сильными — словом, людьми.

От года до трех

Поведение следования

Если первый год в жизни малыша был благополучным, он начинает исследовать мир. Одновременно ему нужно удерживать в поле зрения своего быс-тродвижущегося взрослого (поэтому в некоторых диалектах русского языка возраст с года до трех называют «юбочным» — ребенок пару лет проводит «у маминой юбки»). Так начинает работать программа следования, согласно которой, если родителя нет рядом, «оставайся на месте и громко кричи».

Если малыш, заглядевшись на что-то интересное, отстал от мамы на несколько метров на улице в незнакомом месте, он встает как вкопанный и готов зареветь. Если мама вернется за ним, все будет хорошо, если поторопит: «Давай скорей, опаздываем, врач уйдет!» — тревога ребенка усилится, он может сесть и заплакать. Не из вредности и непослушания, а следуя инстинкту.

Угроза мамы уйти без ребенка в этот момент ухудшит ситуацию: понадобится много времени, прежде чем он сможет за ней следовать. Если такое повторяется часто, ребенок будет постоянно виснуть на родителе, боясь отпустить. Ведь устойчивое поведение следования формируется только к трем годам, а не отстать от родителя в толпе ребенок может только к шести.

Поведение следования важно не только как передвижение в пространстве, но и как подражание (смотри и повторяй, пока не получится) и послушание. Ведь дети от природы послушны. На то, что ребенок может заупрямиться, всегда есть причины.

Готовность ребенка слушаться определяется не нотациями, поучениями, наказаниями и призами, а качеством привязанности. Чем надежнее связь с родителями, тем естественнее для него их слушаться, а незнакомых — нет, пока родители не одобрят. Программа гласит: «Своих слушайся, чужих — нет, пока свои не разрешат». Если не хотите, чтобы ребенок в более старшем возрасте попал под дурное влияние, будьте для него надежным источником защиты и заботы в любых обстоятельствах, чтобы он мог всегда на вас рассчитывать.

К трем годам привязанность начинает перекрывать расстояние: мы можем защищать и заботиться словами (например, объясняя, как налить молока в кружку), а не действием.

Потребность в контейни­ровании

Всего за два года происходит фантастический скачок в развитии: базовые навыки, определяющие качество жизни на 90% (самосто­я­тельный прием пищи, речь, одевание и др.), осваиваются с года до трех. Силы не сдаваться там, где взрослый давно бы уже махнул рукой, ребенок берет в психоло­гической утробе — успокаивающих, утешающих отношениях, в которых можно укрыться от жизненных невзгод. Благодаря объятиям взрослого ребенок действует дальше или меньше боится. Способность быть для другого психоло­гической утробой называют контейни­рованием. Контейнер вмещает или принимает чувства, с которыми человеку при сильном стрессе не справиться самому: боль, страх, обиду, разочарование.

Годовалый мальчик исследует комнату, пока мама готовит на кухне. В какой-то момент он попадает себе по пальцам захлопы­вающейся дверцей тумбы. Он громко плачет и идет к маме. Та берет его на руки, целует, ребенок утешается. Как только мама опускает его на пол, он идет к той же тумбе, чтобы выяснить, что это было. Он не собирается сдаваться. Малыш того же возраста в доме ребенка, у которого отбирают машинку, не обращается к воспита­тельницам и не пытается вернуть игрушку — он просто страдает.

При столкновении с фрустрацией — препятствием в удовлетворении потребности — сначала включается план А — преодолеть, постараться, выложиться. Если барьер не дается, приходится приступать к Б — смириться с поражением, принять ситуацию и утешиться, то есть перейти от мобилизации к демобилизации — поплакать.

Если родитель вместо объятий требует «держать себя в руках», травматический опыт «запечатывается», стресс остается в психике ребенка как невытащенная заноза. Малышу приходится блокировать чувства, «заморозить» их или притвориться мертвым — диссоци­и­роваться. У детей, остающихся в этот период без помощи взрослых, нередко возникают сложности с обучением, преодолением трудностей и восстановлением после неудач.

Мальчикам чаще отказывают в контейни­ровании, чем девочкам. Они все детство слышат: «не реви, как девчонка» Большее число сердечно-сосудистых заболеваний у мужчин отчасти объясняется тем, что им сложнее перейти к принятию и печали. В культурах, где мужские слезы не считаются постыдными, нет такой разницы в продолжи­тельности жизни между мужчинами и женщинами.

Перестараться с контейни­рованием невозможно: как только ребенок восстановится, он выскочит из психоло­гической утробы и побежит дальше. Чтобы ребенок справлялся с жизнью, все детство его утешайте, обнимайте, принимайте его чувства. Не говорите «не плачь!» и не стремитесь отвлечь. Помогайте ему проживать стресс и выходить из него, а не глотать его. Пусть огорчается, плачет, боится, протестует — и с вашей помощью учится примиряться с реальностью. Сами при этом оставайтесь уверенными и спокойными — контейнер не должен вибрировать и трещать. Если же вы не можете выносить сильных чувств своего ребенка, теряете голову — это повод позаботиться о себе, возможно, обратиться к психологу, считает Петрановская.

Кризис трех лет

К трем годам, а то и раньше (с двух лет) наступает кризис негативизма или сепарации, то есть отделения от родителя. Главными словами этого периода становятся «нет», «не хочу» и «не буду». По любому поводу. Программа следования словно начинает давать сбой. У одних все сводится к паре эпизодов, у других семья живет как на вулкане около двух лет.

Практически всегда непослушание случается, когда ребенок не считает ваше поведение поведением защиты и заботы. Например, он увлеченно играет, а родитель говорит: «Пора чистить зубы и спать». В такие моменты ребенок думает, что над ним издеваются. Приказы и запреты переводят родителей из своих в чужих — тех, кто обижает. Вместо милого ребеночка мы получаем маленького монстрика, который может плеваться, кусаться, кидаться предметами, грубить, потому что он затоплен протестом, гневом и горем, переживая новое чувство автономии от родителей.

Как себя вести? Лучше стать для ребенка тренером. В 2−3 года он еще ничего не делает назло (такая способность появляется к 6−7 годам). Во время кризиса негативизма ребенок учится конфликтовать — жить в мире, где его желания и желания значимых для него людей не всегда совпадают. Вы, как опытный тренер, можете помочь ему освоить разные стратегии поведения: когда-то уступать, когда-то — нет, когда-то переводить все в игру, а когда-то договариваться. Чтобы, как в жизни, были разные варианты. Это естественно: никогда не разрешать совать пальцы в розетку и уступать, когда малыш не хочет кашу.

Как себя вести родителям трехлеток

Привязанность иерархична, это отношения между сильным и слабым. Поэтому забота о ребенке должна быть доминантной. Важны оба компонента: доминирование и забота. Ребенку страшно и плохо как с инфантильным, беспомощным родителем, позволяющим «вседозво­ленность», так и с суровым, не чутким к потребностям. «Если мама и папа боятся моих криков — что они станут делать, когда придет страшный зверь?», «Если родители обижают — кто меня защитит?». Детям нужны уверенные и ответственные взрослые, а не просто партнеры по играм и развлечениям.

Источник

Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка

Перейти к аудиокниге

Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли

Эта и ещё 2 книги за 299 ₽

Людмила Петрановская – автор серии книг для детей «Что делать, если…», известный психолог-педагог, руководитель вебинаров на тему взаимоотношений в семье и лауреат премии Президента РФ представляет продолжение серии «БЛИЗКИЕ ЛЮДИ: психология отношений». Книга будет полезна не только молодым мамам, но и тем, кто хочет переосмыслить отношения со своим возможно уже повзрослевшим ребенком.

В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Тот, к кому ребенок привязан, утешает и придает ему сил просто фактом своего присутствия.

Живет ли семья в роскошном особняке или в трущобах, в мегаполисе или в джунглях, живет ли она как все семьи вокруг, или сильно отличается от социальной нормы – ребенку все равно. Родители есть, они рядом, они смотрят на меня с любовью, они отзываются на мой плач – все в порядке. Вокруг может быть экономический кризис, глобальное потепление, эпидемия гриппа, наводнение или война – если сами родители в порядке, если они с ребенком не разлучаются слишком надолго и выглядят достаточно уверенными и спокойными – ему хорошо. Потому что благополучие ребенка зависит не от условий, в которых он живет, а от отношений, в которых он находится.

Тот, к кому ребенок привязан, утешает и придает ему сил просто фактом своего присутствия.

Живет ли семья в роскошном особняке или в трущобах, в мегаполисе или в джунглях, живет ли она как все семьи вокруг, или сильно отличается от социальной нормы – ребенку все равно. Родители есть, они рядом, они смотрят на меня с любовью, они отзываются на мой плач – все в порядке. Вокруг может быть экономический кризис, глобальное потепление, эпидемия гриппа, наводнение или война – если сами родители в порядке, если они с ребенком не разлучаются слишком надолго и выглядят достаточно уверенными и спокойными – ему хорошо. Потому что благополучие ребенка зависит не от условий, в которых он живет, а от отношений, в которых он находится.

Хотите, чтобы ребенок справлялся с жизнью? Значит, все детство утешайте, обнимайте, принимайте его чувства. Не говорите «Не плачь!», не стремитесь сразу отвлечь и развлечь. Помогайте ему проживать стресс, оставаясь живым, и выходить из него, а не глотать неприятные чувства и отмораживаться. Пусть огорчается, плачет, боится, протестует – и пусть с вашей помощью учится принимать несовершенство мира, переходить от разочарования и протеста к утешению и примирению с реальностью.

Хотите, чтобы ребенок справлялся с жизнью? Значит, все детство утешайте, обнимайте, принимайте его чувства. Не говорите «Не плачь!», не стремитесь сразу отвлечь и развлечь. Помогайте ему проживать стресс, оставаясь живым, и выходить из него, а не глотать неприятные чувства и отмораживаться. Пусть огорчается, плачет, боится, протестует – и пусть с вашей помощью учится принимать несовершенство мира, переходить от разочарования и протеста к утешению и примирению с реальностью.

Страхи вырастить неженку, которая не сможет справиться с жизненными невзгодами, необоснованны.

Нам кажется, что тот, кто закален невзгодами с детства, будет лучше справляться с ними и потом. Это не так. Исследования показывают, что лучше справляются с трудностями те, у кого было счастливое детство и благополучная семья. Их психика имеет запас прочности, в стрессе она сохраняет способность быть гибкой и изобретательной, они обращаются за помощью и способны утешиться сами. А те, кому уже в детстве досталось, и они вынуждены были справляться со страхом и болью без помощи родителей, напротив, крайне остро реагируют на стресс, сваливаются либо в агрессию, либо в отчаяние.

Страхи вырастить неженку, которая не сможет справиться с жизненными невзгодами, необоснованны.

Нам кажется, что тот, кто закален невзгодами с детства, будет лучше справляться с ними и потом. Это не так. Исследования показывают, что лучше справляются с трудностями те, у кого было счастливое детство и благополучная семья. Их психика имеет запас прочности, в стрессе она сохраняет способность быть гибкой и изобретательной, они обращаются за помощью и способны утешиться сами. А те, кому уже в детстве досталось, и они вынуждены были справляться со страхом и болью без помощи родителей, напротив, крайне остро реагируют на стресс, сваливаются либо в агрессию, либо в отчаяние.

Любили тебя без особых причин

За то, что на папу и маму похож.

И эта любовь до конца твоих дней

Останется тайной опорой твоей.

Любили тебя без особых причин

За то, что на папу и маму похож.

И эта любовь до конца твоих дней

Останется тайной опорой твоей.

С этой книгой читают

Отзывы 1127

Почему я не прочла ничего подобного раньше?

Эту книгу нужно выдавать с роддомах вместе пособий по грудному вскармливанию (все-равно эти пособия еще никому не помогли, а только опытные медсестры, нянечки и консультанты по ГВ, а с этой книгой и кормление грудью быстрее наладить получится).

Господи, как я тряслась от детского плача моего грудничка-первенца! Даже в 32 года опытная женщина топ-менеджер может рыдать от беспомощности, держа на руках маленького ребенка, которому не можешь никак и ничем помочь (особенно, если своего молока нет уже почти 1.5 месяца после родов).

Вроде автор ничего нового и не пишет – ребенка нужно любить, окружить заботой с первых минут, не рваться на работу (всех денег не заработаешь, а младенчество так скоротечно), но сколько бы ошибок (поведенческих, бытовых, финансовых) я бы не сделала, прочитав эту книгу прямо перед родами. Пыталась работать (правда, пристроить грудного ребенка никуда не удалось, поэтому работала с ним на руках, здесь инстинкты сработали), ездить с мужем на отдых, кормить по часам, выстраивать режим ребенка под свои потребности, а не по его желанию, воспитывала его, оставляя плачущего в кроватке.

А сколько ошибок сделано после года, трех, семи лет… И вроде про все возрастные изменения и кризисы детские читала, и не один раз. Но такое сильное желание воспитывать, менять, притягивать детскую жизнь и потребности под мои нужды откуда-то возникает всегда в сложные моменты. А они ведь всегда у нас сложные, так привыкли уже бороться за место под солнцем, работать локтями, что и дети часто разлетаются в разные стороны от наших локтей.

В общем, книга попала мне в руки поздновато, но все-равно вовремя, растет младшая дочка, да и сын еще не вошел в подростковый возраст, а автор так спокойно ведет повествование, просто в уши вкладывает мягким спокойным голосом – все будет хорошо, ты справишься, просто обернись лицом к своим детям, они тебя любят и привязаны к тебе с первого вдоха, а многое, что они делают и что тебя страшно раздражает, часто злит, вызывает желание ломать их, воспитывать, поучать, делают не из вредности и попыток тебя извести, а просто потому что малы, учатся жить, растут, многое заложено природой и имеет первобытные корни. И очень важно не растерять по пути их врожденной потребности и откуда-то взявшейся сильной привязанности к тебе, не разрубить эту тонкую связующую нить, а на всю жизнь оставить между матерью и детьми теплые и нежные отношения, чтобы с радостью и болью дети бежали к матери, а не к друзьям, которые предают и страшным компаниям.

Источник