Приемная дочь семака чем больна
«Таня билась лицом об пол, повторяя, что она урод». Жена Семака — о трудностях воспитания приемной дочери-инвалида
Анна Семак, жена главного тренера «Зенита» Сергея Семака, рассказал, с какими трудностями ей пришлось столкнуться в процессе воспитания приемной дочери-инвалида. В июле 2016 года пара удочерила девочку Таню с так называемым синдромом русалки (сиреномелией). Это аномалия развития в виде сращения нижних конечностей, из-за которой человек навсегда теряет способность ходить.
«Несколько раз у меня опускались руки. Даже если тебе кажется, что ты готов ко всему, это не так. Приемный ребенок станет твоим зеркалом. Нажимая на самые больные точки, он выждет момент твоей уязвимости и вскроет все старые раны. Ты не успеешь восстановить силы, как история повторится… и будет повторяться, пока тебе не покажется, что это конец. Но это будет только начало.
С воровством мы разобрались сразу, матом отучили ругаться без проблем, долгое время работали с аутоагрессией — Таня билась лицом об пол и рыдала, сотни раз повторяя, что она урод. Сейчас с самооценкой все отлично, учеба дается тяжело в силу особенностей развития, бытовые навыки сформированы — Таня может ухаживать за собой самостоятельно и с радостью помогает по дому. Из достижений — мы отказались от памперсов. К нам дочь приехала в трубках, с пакетом мочи на спине.
Самая большая сложность, с которой мы боремся до сих пор, — агрессия, направленная на детей и животных, несформированные отношения с собственностью (убьет за печеньку) и хамство («чего надо, отвали, придурок!»).
Таня совершенно точно привязана к маме и папе, но не любит никого из детей. Не умеет любить. Все эти трудности многократно усилились, когда начался переходный возраст. Нет, мы ни разу не пожалели о своем выборе, так же, как не могли быть готовыми ко всему.
Со временем я научилась жить с Таниной травмой и поняла, что кроме обязательных медицинских процедур, она нуждается в ежедневной терапии любовью. Чтобы ни происходило, дочери необходима инъекция любви на завтрак, обед и ужин. Сейчас ей 14, но так будет всю жизнь, иначе «ну, держитесь, я за себя не отвечаю». Иногда мне кажется, что Таня зубами и кулаками отвоевывает право быть единственным любимым ребенком.
Однажды я индивидуально предложила каждому из детей пройти такой тест: «Мы вернулись в прошлое. Война, вы прячетесь дома, по деревне рыщут немецкие солдаты. Вдруг открывается дверь и тебя одного находят фашисты. Что будешь делать?» Пятеро ответили одинаково: «Скажу, что я тут один». Таня: «Я покажу немцам, где прячутся остальные…» Это было так честно и так пугающе правдиво.
Танина жизнь до того, как она попала в семью, напоминала выживание в волчьей стае — свое приходилось выгрызать зубами, отношения выяснялись только силой. Дети привыкли, все знают Танин характер. Она может быть ангелом, помогать по дому, наизусть помнит половину молитвослова, но стабильно раз в две недели «мирные жители засыпают, просыпается мафия».
Когда мы с мужем обсуждаем очередное семейное ЧП, неизменно приходим к выводу, что если бы не Таня, мы бы жили в шоколаде, безо всяких забот. Но была ли бы от этого польза душе? Весь этот путь, который мы с Таней прошли, сделал нас сильнее и гибче. Глядя, как она выросла, как меняется в лучшую сторону, как любит свое отражение в зеркале, я ни о чем не жалею, мечтая лишь об одном — чтобы дочь научилась любить по-настоящему и была счастлива», — написала Анна Семак в инстаграме.
Девочка-русалка из семьи футболиста Сергея Семака
В семье футболиста Сергея Семака, одного из кандидатов на пост тренера российской сборной, до недавнего времени было шесть детей. Теперь их семь. Сергей и Анна недавно удочерили Таню, девочку с инвалидностью. Анна Семак рассказала «Таким делам» о новой жизни своей семьи
— Расскажите, как случилось, что вы решили взять приемного ребенка. Кто первым предложил это сделать — вы или ваш муж?
Уже взрослой я бесконечно мониторила сиротские сайты, искала ребенка. Нашла мальчика-вьетнамца. Но муж тогда был не готов, а супруги в таком деле должны быть единомышленниками. Мальчика забрала семья священника, в которой было много детей. Но я не потеряла с ним связь.
Мои родители всегда были категорически против усыновления. Помню, отец попросил, чтобы я никогда об этом не думала, пока не рожу своих детей. И когда я поняла, что мое здоровье больше не позволит рожать, я опять стала думать об усыновлении. Знала, что это мой путь.
В 2014 году я услышала проповедь патриарха о том, что нужно обратить внимание на детей-инвалидов, ведь они острее всех нуждаются в помощи. Я впервые задумалась, смогу ли взять ребенка-инвалида. Но муж был по-прежнему против усыновления. Боялся, что я буду переживать и уставать, и это отразится на всей семье. Но я попросила поверить в меня, и он поверил.
— Назовите самые важные вещи на этапе подготовки к усыновлению.
— Школа приемного родителя обязательна, без нее не обойтись. Люди, которые сталкиваются с этим в реальности, не всегда понимают, что эти дети — исковерканные судьбы, другая психология и менталитет.
Но я перфекционист: помимо базовой программы мне нужно полное погружение в тему. Я перелопатила Интернет, прочитала всю Петрановскую (психолог Людмила Петрановская — ред.), собираюсь ездить на все семинары по приемному родительству. Уже одно общение с подобными семьями дает больше уверенности и прибавляет опыта. У меня много таких друзей.
Восьмого марта этого года я тяжело болела гриппом, сидела дома. Зашла на сайт changeonelife, и первая анкета, которую я открыла, была Танина. В этот момент я отчетливо поняла, что это мой ребенок. Она удивительна похожа на моих детей! А потом я узнала, что она передвигается на инвалидной коляске, и что она гном. Как ни странно, меня это ни капли не смутило, и я позвонила оператору. Мне сказали, у ребенка недержание, ДЦП, она — тяжелейший инвалид. Меня это снова не испугало. Я решила, что нужно приехать в подмосковный детский дом увидеть ее, просто помочь.
Приехала туда с подругами. Нас завели в класс, я увидела детское кресло кукольных размеров и на нем ребенка, который в десять лет весил тринадцать килограммов. Таня — это такая четвертинка человека. У нее редчайшее заболевание — синдром каудальной регрессии или синдром русалки. Недоразвит нижний отдел позвоночника. Она — такой гномик с длинными атрофированными ножками, девочка-русалка.
У нас с Таней сразу возник эмоциональный контакт. При этом она меня предупредила: «У меня есть мама, но она меня никогда в жизни не заберет». Таня оказалась в детском доме в пять лет. А до этого жила в грязном холодном бараке в компании собутыльников ее родителей. Такого детства никому не пожелаешь. Я пообещала, что заберу ее. Начала заниматься документами, оформила временную опеку. С трепетом думала, как поставлю инвалидную коляску в машину, возьму девочку на руки и буду выезжать из детского дома. Мне казалось, в этот момент будет очень страшно — ведь мне на плечи ложится такая ответственность. Но ничего такого не почувствовала. Как только мы сели в машину, Таня начала называть меня мамой.
Мой муж до последнего момента не верил в успех этого предприятия. Очень боялся, что мы не справимся, — он ведь гиперответственный человек. А мой девиз — «слабоумие и отвага!» Я всегда надеюсь, что мне повезет. Когда Сергей взял Таню на руки, я увидела, как он почувствовал то же, что и я: родство душ. Ты же не можешь объяснить, как это произошло. Но понимаешь, что это тот самый человек.
— А вы боялись, что не сможете понять и почувствовать неродного ребенка?
— Когда разговариваешь со своим кровным ребенком, ты знаешь «точки», на которые нажать, чтобы он тебя послушался… Да, я боялась, что Таня будет для меня «книгой на арабском языке». Но у нас изначально сложился контакт. Это потом началась адаптация, и я схватилась за голову.
Если бы я могла предположить, как будет тяжело, то сто раз бы подумала. Хотя и знала, что никогда не верну ребенка обратно. В своих идеалистических рассказах усыновители про адаптацию умалчивают. А ведь это важнейший вопрос — многие люди в этот момент как раз сдаются. Но несколько приемных родителей меня предупредили: «Когда начнется адаптация, радуйтесь! Это значит, ребенок раскрывается и начинает вам доверять».
— Что же это были за проблемы?
— Первое, с чем мы начали бороться, — это крики. В семье, где шестеро детей, армейская дисциплина. Если я позволю им всем вопить, можно будет сойти с ума. А Таня привыкла общаться в большом коллективе и кричать привыкла. При этом она лидер по складу и всеми командует.
Еще у нас были большие проблемы с едой. Я показываю ей еду — она говорит: «Фу, гадость!» Она никогда прежде не пробовала клубнику, черешню, арбуз. Очень быстро набивала себе рот, а потом не могла прожевать и плакала. В детском доме ей все измельчали блендером.
Она постоянно нами манипулировала, потому что привыкла так делать. Часто говорила, что убьет себя. В какой-то момент меня это так достало, что я открыла окно и сказала:
— Давай, я открою окно, чтобы тебе было проще.
Она испугалась и сказала:
Потом как-то говорила, что зарежет себя ножом.
— Тебе какой — синий или красный? Синий острее.
Поняла, что манипулировать мной не получается.
Еще девочка сразу сказала мне, что ворует. И мы столкнулись с этим довольно быстро: она залезла в сумку нашей домработницы и достала кошелек. Но, не зная ценности денег, украла только одну пятирублевую монету. Для меня воровство — поступок неприемлемый. Я сказала: «Знаешь, мне придется предупредить людей. Я возьму маркер и напишу тебе на лбу, что ты вор. Чтобы люди на улице были в безопасности».
Разговор произвел сильное впечатление. Потом я собрала в ведро всю сувенирную мелочь, которая осталась у нас от путешествий, и пришла к Тане: «Эти деньги — все, что заработал наш папа за время своей карьеры. Здесь — миллион. Я тебе доверяю и хочу назначить тебя семейным бухгалтером. Если что-то случится, ты будешь выдавать нам на продукты и одежду». Ей очень это понравилось! Когда у человека появилось такое сокровище, зачем ему таскать по рублю?
— Как ваши дети и Таня отнеслись друг к другу?
— Я долго готовила их к этому. Мы просмотрели огромное количество фильмов и мультиков, читали тематические книги. Дети сами изъявили желание, чтобы мы забрали в семью хотя бы одного ребенка. Когда мы приехали с Таней ночью, никто не спал, все нас бросились встречать. Со старшими мальчишками у Тани сразу возник контакт. Проблемы были с детьми, которые ближе ей не по возрасту, а по развитию — шесть-семь лет. В какой-то момент наша шестилетняя Варвара сказала Тане: «Лучше бы мы тебя не брали». Сказала в сердцах и быстро отошла, а у Тани это отложилось. Через три дня она раздавала всем конфеты, а Варваре сказала: «А тебя я ненавижу».
Это меня очень расстраивало. Каждый день вечером няня говорила: «Ничего Тане не покупайте. Она орала, била детей». Я чувствовала себя настолько изможденной, мне казалось, что я не справляюсь, и что так будет всегда. Самое страшное во всем этом было, что я разговаривала с ней, а потом Таня делала то же самое.
Таня часто мне повторяла:
— Ты отдашь меня обратно.
Когда она поняла, что это надолго, а точнее, навсегда, как-то успокоилась.
Когда мы ее забрали, у нее ступня была так спазмирована, что мы не могли надеть ей сапоги 30-го размера, при том, что у нее 22-й размер ноги. И вдруг, через два месяца, когда я собирала ее в школу, туфельки идеально подошли. Позже врач объяснил мне, что ребенок расслабился, и спастика ушла. Кроме того, в детдоме мне говорили, что Таня ходит под себя всю жизнь. После того как мы приехали домой, она мне сказала:
— Мама! Иди сюда, смотри!
— Ты что, ходишь в туалет?!
— Конечно! Это была шутка!
Позже мы отказались от катетера, а сейчас на пути к тому, чтобы ребенок совсем не использовал памперсы. То есть проблемы оказались решаемы, ее социализация может быть приближена к норме.
— А Танина биологическая мать как-то появлялась в последнее время?
— Нет, она лишена родительских прав по суду. Отца у Тани нет. Но мать всегда пыталась восстановиться в правах.
— А когда она узнала, что вы собираетесь взять ее дочь?
— Она не узнала и, дай бог, чтобы не узнала как можно дольше. К сожалению, таких людей мало интересует ребенок и то, что с ним происходит. Но, прорабатывая с Таней ее душевные травмы, я все время ей говорю: «Есть мама, которая родила и оставила, а есть мама, которая забрала и воспитывает». И каждый раз проговариваю: «Спасибо твоей маме, что она тебя родила». Это обязательный ритуал. Очень важно с ребенком проговаривать такие моменты.
— А какой у Тани самый большой страх?
— Она видит все время один сон: будто заблудилась в темном лесу и не может найти выход. И это ее самая большая фобия — остаться одной. Еще она очень боится грозы. Она рассказывала мне какие-то обрывочные воспоминания о детстве, о детском доме, в который она попала в пять лет. И с этим местом у нее связаны жуткие воспоминания. Какая-то бабка приходила к ним и говорила, что сожрет всех, кто не спит. Потом Таня рассказывала, что ночные нянечки почему-то шатались и падали. Мы же понимаем, почему они падали…
Как-то я спросила у нее, обижается ли она на свою мать. «Нет-нет! Единственное, обижаюсь на то, что она все время мне говорила «жди», и я ее все время ждала».
— Как же работать с такой травмой?
Знаете, мы с Таней просмотрели, наверное, все документальные фильмы о детях-сиротах. И каждый раз я ей объясняла, почему так произошло, что она не одинока, что очень важно, чтобы ребенок попал в семью, и началась новая жизнь. Если ребенок будет оставаться наедине со своими переживаниями, то будет очень долго буксовать на одном месте.
— А вы не боитесь, что у Тани уже сформировались внутренние конфликты, которые будет крайне сложно решить?
Одно из самых положительных качеств в характере Тани, что она невероятно позитивная. А еще она — лидер. Она как-то мне сказала, что рождена побеждать. Как известно, спорт снимает тревогу, блокирует механизмы, запущенные тревожным состоянием в детстве. Сейчас я хочу вылечить ей спину и заняться с ней спортом. Думаю, у нее получится плавать — невероятно сильные руки. Это во-первых. А во-вторых, у меня внутри — неиссякаемый ресурс любви и нежности. Она получает море любви. Это исцеляет многие раны.
— Вы отдали девочку в обычную школу?
Да! Вот Ник Вуйчич учился в обычной школе с обычными детьми, и это помогло ему в жизни. Как-то я спросила Таню:
— А муж у тебя будет на коляске или с ногами?
— Конечно, с ногами! Как же он иначе меня будет носить?!
Но я искала частную школу. А у директора нашей школы мальчик без ног. Он передвигается так же, как Таня, — на руках. Они лидеры в своей группе, к их мнению прислушиваются, их любят. Словом, нам повезло, что в этой школе есть такой человек.
— Как часто Сергей проводит время с вами?
Немного времени. Весь май его не было дома, весь июнь. Только позавчера вернулся. Но когда он дома, всего себя посвящает детям. И Сергей всегда с нами на связи, общается в Skype, созванивается по телефону. Он очень хороший отец, уникальный.
Существует такой стереотип о футболистах: у него есть деньги, он их тратит на машины, часы, одежду и частные джеты. Но Сергей всегда путешествует эконом-классом, у него нет ни одних часов. Он не покупает себе дорогую одежду. И очень отзывчив к чужому горю.
— А на вас у него время остается?
Знаете, у спортсменов специфическая психология, иногда их трудно понять. Для него семья — это дети. Детей Сергей ставит на первое место, а жена — это приятная дополнительная опция.
— Вернемся к Тане. Она сможет когда-нибудь ходить?
Есть такие люди с внутренним стержнем, как, например, Ксения Безуглова. Будет Таня ходить — не будет — это совершенно неважно.
Как-то Таня сказала мне в больнице, что она инвалид. Я на это ей всегда говорю, что она никакой не инвалид, а просто особенный ребенок, не такая, как все. Ну а вообще шансы есть, хоть я и не врач. Мы поедем в Германию, нас взялся оперировать один профессор, который уже делал подобные операции.
Вообще, я бы дала рецепт родителям детей с особенностями развития — слово «инвалид» вообще не использовать, оно уничижительное. Когда мама весела, счастлива — ее ребенок вырастет абсолютно таким же. Обратное правило тоже действует.
— Не могу не спросить: как вы относитесь к системе детских домов в нашей стране?
— Я видела массу примеров, подтверждающих, что эта система ужасна, что в ней работают неподготовленные люди без специального образования. Система ломает детей, мало кто из них потом может стать успешным. Я думаю, нужно организовать как можно больше профессиональных семей, наподобие Деревни SOS.
Я не из тех людей, кто ругает власть и клянет систему. Я понимаю, что у нас в стране очень много проблем, и верю, что через какое-то время это решится. В то же время я не уговариваю всех усыновлять детей — это невероятно сложное дело. На роль усыновителей подходят определенные люди. И мне очень больно от того, что люди берут детей, а потом, как щенков, отдают их обратно. Нужно работать, заранее рассчитывать свои силы.
— Скажите напоследок, что для вас значит «любить»?
— Мне близко евангельское изречение: если тебе кажется, что любишь весь мир, но ненавидишь хотя бы одного человека, то не любишь никого. Я люблю людей, жизнь, мир и, благодаря такому настрою, мне ничего не страшно.
Многодетная семья и усыновление ребенка-инвалида с редким заболеванием
Иван Чесноков
В семье футболиста Сергея Семака, одного из кандидатов на пост тренера российской сборной, до недавнего времени было шесть детей. Теперь их семь. Сергей и Анна недавно удочерили Таню, девочку с инвалидностью. Анна Семак рассказала порталу «Такие дела» о новой жизни своей семьи.
— Расскажите, как случилось, что вы решили взять приемного ребенка. Кто первым предложил это сделать — вы или ваш муж?
Уже взрослой я бесконечно мониторила сиротские сайты, искала ребенка. Нашла мальчика-вьетнамца. Но муж тогда был не готов, а супруги в таком деле должны быть единомышленниками. Мальчика забрала семья священника, в которой было много детей. Но я не потеряла с ним связь.
Мои родители всегда были категорически против усыновления. Помню, отец попросил, чтобы я никогда об этом не думала, пока не рожу своих детей. И когда я поняла, что мое здоровье больше не позволит рожать, я опять стала думать об усыновлении. Знала, что это мой путь.
В 2014 году я услышала проповедь патриарха о том, что нужно обратить внимание на детей-инвалидов, ведь они острее всех нуждаются в помощи. Я впервые задумалась, смогу ли взять ребенка-инвалида. Но муж был по-прежнему против усыновления. Боялся, что я буду переживать и уставать, и это отразится на всей семье. Но я попросила поверить в меня, и он поверил.
— Назовите самые важные вещи на этапе подготовки к усыновлению.
— Школа приемного родителя обязательна, без нее не обойтись. Люди, которые сталкиваются с этим в реальности, не всегда понимают, что эти дети — исковерканные судьбы, другая психология и менталитет.
Но я перфекционист: помимо базовой программы мне нужно полное погружение в тему. Я перелопатила Интернет, прочитала всю Петрановскую (психолог Людмила Петрановская — ред.), собираюсь ездить на все семинары по приемному родительству. Уже одно общение с подобными семьями дает больше уверенности и прибавляет опыта. У меня много таких друзей.
Восьмого марта этого года я тяжело болела гриппом, сидела дома. Зашла на сайт changeonelife, и первая анкета, которую я открыла, была Танина. В этот момент я отчетливо поняла, что это мой ребенок. Она удивительна похожа на моих детей! А потом я узнала, что она передвигается на инвалидной коляске и что она гном. Как ни странно, меня это ни капли не смутило, и я позвонила оператору. Мне сказали, у ребенка недержание, ДЦП, она — тяжелейший инвалид. Меня это снова не испугало. Я решила, что нужно приехать в подмосковный детский дом увидеть ее, просто помочь.
Приехала туда с подругами. Нас завели в класс, я увидела детское кресло кукольных размеров и на нем ребенка, который в десять лет весил тринадцать килограммов. Таня — это такая четвертинка человека. У нее редчайшее заболевание — синдром каудальной регрессии, или синдром русалки. Недоразвит нижний отдел позвоночника. Она — такой гномик с длинными атрофированными ножками, девочка-русалка.
У нас с Таней сразу возник эмоциональный контакт. При этом она меня предупредила: «У меня есть мама, но она меня никогда в жизни не заберет». Таня оказалась в детском доме в пять лет. А до этого жила в грязном холодном бараке в компании собутыльников ее родителей. Такого детства никому не пожелаешь.
Я пообещала, что заберу ее. Начала заниматься документами, оформила временную опеку. С трепетом думала, как поставлю инвалидную коляску в машину, возьму девочку на руки и буду выезжать из детского дома. Мне казалось, в этот момент будет очень страшно — ведь мне на плечи ложится такая ответственность. Но ничего такого не почувствовала. Как только мы сели в машину, Таня начала называть меня мамой.
Мой муж до последнего момента не верил в успех этого предприятия. Очень боялся, что мы не справимся, — он ведь гиперответственный человек. А мой девиз — «слабоумие и отвага!». Я всегда надеюсь, что мне повезет. Когда Сергей взял Таню на руки, я увидела, как он почувствовал то же, что и я: родство душ. Ты же не можешь объяснить, как это произошло. Но понимаешь, что это тот самый человек.
— А вы боялись, что не сможете понять и почувствовать неродного ребенка?
— Когда разговариваешь со своим кровным ребенком, ты знаешь «точки», на которые нажать, чтобы он тебя послушался. Да, я боялась, что Таня будет для меня «книгой на арабском языке». Но у нас изначально сложился контакт. Это потом началась адаптация, и я схватилась за голову.
Если бы я могла предположить, как будет тяжело, то сто раз бы подумала. Хотя и знала, что никогда не верну ребенка обратно. В своих идеалистических рассказах усыновители про адаптацию умалчивают. А ведь это важнейший вопрос — многие люди в этот момент как раз сдаются. Но несколько приемных родителей меня предупредили: «Когда начнется адаптация, радуйтесь! Это значит, ребенок раскрывается и начинает вам доверять».
— Что же это были за проблемы?
— Первое, с чем мы начали бороться, — это крики. В семье, где шестеро детей, армейская дисциплина. Если я позволю им всем вопить, можно будет сойти с ума. А Таня привыкла общаться в большом коллективе и кричать привыкла. При этом она лидер по складу и всеми командует.
Еще у нас были большие проблемы с едой. Я показываю ей еду — она говорит: «Фу, гадость!». Она никогда прежде не пробовала клубнику, черешню, арбуз. Очень быстро набивала себе рот, а потом не могла прожевать и плакала. В детском доме ей все измельчали блендером.
Она постоянно нами манипулировала, потому что привыкла так делать. Часто говорила, что убьет себя. В какой-то момент меня это так достало, что я открыла окно и сказала:
— Давай, я открою окно, чтобы тебе было проще.
Она испугалась и сказала:
Потом как-то говорила, что зарежет себя ножом.
— Тебе какой — синий или красный? Синий острее.
Поняла, что манипулировать мной не получается.
Еще девочка сразу сказала мне, что ворует. И мы столкнулись с этим довольно быстро: она залезла в сумку нашей домработницы и достала кошелек. Но, не зная ценности денег, украла только одну пятирублевую монету. Для меня воровство — поступок неприемлемый. Я сказала: «Знаешь, мне придется предупредить людей. Я возьму маркер и напишу тебе на лбу, что ты вор. Чтобы люди на улице были в безопасности».
Разговор произвел сильное впечатление. Потом я собрала в ведро всю сувенирную мелочь, которая осталась у нас от путешествий, и пришла к Тане: «Эти деньги — все, что заработал наш папа за время своей карьеры. Здесь — миллион. Я тебе доверяю и хочу назначить тебя семейным бухгалтером. Если что-то случится, ты будешь выдавать нам на продукты и одежду». Ей очень это понравилось! Когда у человека появилось такое сокровище, зачем ему таскать по рублю?
— Как ваши дети и Таня отнеслись друг к другу?
— Я долго готовила их к этому. Мы просмотрели огромное количество фильмов и мультиков, читали тематические книги. Дети сами изъявили желание, чтобы мы забрали в семью хотя бы одного ребенка. Когда мы приехали с Таней ночью, никто не спал, все нас бросились встречать.
Со старшими мальчишками у Тани сразу возник контакт. Проблемы были с детьми, которые ближе ей не по возрасту, а по развитию — шесть-семь лет. В какой-то момент наша шестилетняя Варвара сказала Тане: «Лучше бы мы тебя не брали». Сказала в сердцах и быстро отошла, а у Тани это отложилось. Через три дня она раздавала всем конфеты, а Варваре сказала: «А тебя я ненавижу».
Это меня очень расстраивало. Каждый день вечером няня говорила: «Ничего Тане не покупайте. Она орала, била детей». Я чувствовала себя настолько изможденной, мне казалось, что я не справляюсь, и что так будет всегда. Самое страшное во всем этом было, что я разговаривала с ней, а потом Таня делала то же самое.
Таня часто мне повторяла:
— Ты отдашь меня обратно.
Когда она поняла, что это надолго, а точнее, навсегда, как-то успокоилась.
Когда мы ее забрали, у нее ступня была так спазмирована, что мы не могли надеть ей сапоги 30-го размера, при том, что у нее 22-й размер ноги. И вдруг, через два месяца, когда я собирала ее в школу, туфельки идеально подошли. Позже врач объяснил мне, что ребенок расслабился, и спастика ушла. Кроме того, в детдоме мне говорили, что Таня ходит под себя всю жизнь. После того как мы приехали домой, она мне сказала:
— Мама! Иди сюда, смотри!
— Ты что, ходишь в туалет?!
— Конечно! Это была шутка!
Позже мы отказались от катетера, а сейчас на пути к тому, чтобы ребенок совсем не использовал памперсы. То есть проблемы оказались решаемы, ее социализация может быть приближена к норме.
— А Танина биологическая мать как-то появлялась в последнее время?
— Нет, она лишена родительских прав по суду. Отца у Тани нет. Но мать всегда пыталась восстановиться в правах.
— А когда она узнала, что вы собираетесь взять ее дочь?
— Она не узнала и, дай бог, чтобы не узнала как можно дольше. К сожалению, таких людей мало интересует ребенок и то, что с ним происходит. Но, прорабатывая с Таней ее душевные травмы, я все время ей говорю: «Есть мама, которая родила и оставила, а есть мама, которая забрала и воспитывает». И каждый раз проговариваю: «Спасибо твоей маме, что она тебя родила». Это обязательный ритуал. Очень важно с ребенком проговаривать такие моменты.
— А какой у Тани самый большой страх?
— Она видит все время один сон: будто заблудилась в темном лесу и не может найти выход. И это ее самая большая фобия — остаться одной. Еще она очень боится грозы. Она рассказывала мне какие-то обрывочные воспоминания о детстве, о детском доме, в который она попала в пять лет. И с этим местом у нее связаны жуткие воспоминания. Какая-то бабка приходила к ним и говорила, что сожрет всех, кто не спит. Потом Таня рассказывала, что ночные нянечки почему-то шатались и падали. Мы же понимаем, почему они падали.
Как-то я спросила у нее, обижается ли она на свою мать. «Нет-нет! Единственное, обижаюсь на то, что она все время мне говорила „жди“, и я ее все время ждала».
— Как же работать с такой травмой?
— Знаете, мы с Таней просмотрели, наверное, все документальные фильмы о детях-сиротах. И каждый раз я ей объясняла, почему так произошло, что она не одинока, что очень важно, чтобы ребенок попал в семью, и началась новая жизнь. Если ребенок будет оставаться наедине со своими переживаниями, то будет очень долго буксовать на одном месте.
— А вы не боитесь, что у Тани уже сформировались внутренние конфликты, которые будет крайне сложно решить?
Одно из самых положительных качеств в характере Тани, что она невероятно позитивная. А еще она — лидер. Она как-то мне сказала, что рождена побеждать. Как известно, спорт снимает тревогу, блокирует механизмы, запущенные тревожным состоянием в детстве. Сейчас я хочу вылечить ей спину и заняться с ней спортом. Думаю, у нее получится плавать — невероятно сильные руки. Это во-первых. А во-вторых, у меня внутри — неиссякаемый ресурс любви и нежности. Она получает море любви. Это исцеляет многие раны.
— Вы отдали девочку в обычную школу?
— Да! Вот Ник Вуйчич учился в обычной школе с обычными детьми, и это помогло ему в жизни. Как-то я спросила Таню:
— А муж у тебя будет на коляске или с ногами?
— Конечно, с ногами! Как же он иначе меня будет носить?!
Но я искала частную школу. А у директора нашей школы мальчик без ног. Он передвигается так же, как Таня, — на руках. Они лидеры в своей группе, к их мнению прислушиваются, их любят. Словом, нам повезло, что в этой школе есть такой человек.
— Как часто Сергей проводит время с вами?
— Немного времени. Весь май его не было дома, весь июнь. Только позавчера вернулся. Но когда он дома, всего себя посвящает детям. И Сергей всегда с нами на связи, общается в Skype, созванивается по телефону. Он очень хороший отец, уникальный.
Существует такой стереотип о футболистах: у него есть деньги, он их тратит на машины, часы, одежду и частные джеты. Но Сергей всегда путешествует эконом-классом, у него нет ни одних часов. Он не покупает себе дорогую одежду. И очень отзывчив к чужому горю.
— А на вас у него время остается?
— Знаете, у спортсменов специфическая психология, иногда их трудно понять. Для него семья — это дети. Детей Сергей ставит на первое место, а жена — это приятная дополнительная опция.
— Вернемся к Тане. Она сможет когда-нибудь ходить?
— Есть такие люди с внутренним стержнем, как, например, Ксения Безуглова. Будет Таня ходить, не будет — это совершенно неважно.
Как-то Таня сказала мне в больнице, что она инвалид. Я на это ей всегда говорю, что она никакой не инвалид, а просто особенный ребенок, не такая, как все. Ну а вообще шансы есть, хоть я и не врач. Мы поедем в Германию, нас взялся оперировать один профессор, который уже делал подобные операции.
Вообще я бы дала рецепт родителям детей с особенностями развития — слово «инвалид» вообще не использовать, оно уничижительное. Когда мама весела, счастлива — ее ребенок вырастет абсолютно таким же. Обратное правило тоже действует.
— Не могу не спросить: как вы относитесь к системе детских домов в нашей стране?
— Я видела массу примеров, подтверждающих, что эта система ужасна, что в ней работают неподготовленные люди без специального образования. Система ломает детей, мало кто из них потом может стать успешным. Я думаю, нужно организовать как можно больше профессиональных семей, наподобие Деревни SOS.
Я не из тех людей, кто ругает власть и клянет систему. Я понимаю, что у нас в стране очень много проблем, и верю, что через какое-то время это решится. В то же время я не уговариваю всех усыновлять детей — это невероятно сложное дело. На роль усыновителей подходят определенные люди. И мне очень больно от того, что люди берут детей, а потом, как щенков, отдают их обратно. Нужно работать, заранее рассчитывать свои силы.
— Скажите напоследок, что для вас значит «любить»?
— Мне близко евангельское изречение: если тебе кажется, что любишь весь мир, но ненавидишь хотя бы одного человека, то не любишь никого. Я люблю людей, жизнь, мир и, благодаря такому настрою, мне ничего не страшно.