Правда ли что в тюрьме
«Как выжить в зоне»: 5 мифов о жизни за решеткой (6 фото + 1 видео)
Миф №1: в зоне легко стать гомосексуалистом
— Поражаешься, чего только не придумают ради острого сюжета. Обыватель может подумать, что там за свою задницу нужно бояться почти каждому. Сильный может подойти к слабому. На самом деле, даже самых отъявленных «петухов» нельзя просто взять и обидеть. Те, кто решит пользоваться их услугами, должны с ними договариваться. Желающие предлагают деньги, сигареты, чай. А «пассивы» еще и капризничают, копируя женскую манеру поведения. Требуют больше подарков или переносят свидание на другой день. И эти «отношения» происходят не у всех на виду, а в каптерке, в бане или в каком-нибудь закрытом помещении. Контакт предпочитают не афишировать. Быть в «активе» это не западло на зоне, но на свободе получается, что ты активный гомосексуалист. Так что к педерастам ходит далеко не каждый.
Миф №2: Если человека посадили за изнасилование, то его непременно накажут
Первый вопрос для новоприбывшего, откуда приехал, а уже потом всё остальное. Все будут рады увидеть земляка — это сразу куча общих тем. Потом уже могут спросить, чем занимался на воле, поинтересоваться статьей.
Миф №3. Зэки убьют или покалечат сокамерника, если авторитетные воры дадут приказ
— Уважение к ворам по-прежнему есть, но преувеличивать их значение тоже не стоит. Ты сидишь с определенным человеком, сдружился с ним, делишься посылками, а потом вдруг кто-то изъявил желание «рассчитаться» с ним. И что, ты будешь его сразу убивать? Нет, конечно!
Такие традиции, может быть, остались у «пиковых» (воров кавказской национальности). Во-первых, не исключено, что вор у вора украл, и надо разбираться в ситуации. Во-вторых, а кто будет отвечать за «жмурика»? Трупом заинтересуются следователи. Новый срок тянуть никому не хочется, «гражданам-начальникам» такие ЧП тоже не нужны.
Однако и принижать влияние воров тоже не стоит. Однажды приехали к нам из сибирской зоны несколько человек. Пару дней спустя в большом бараке на 50 человек новичков стали избивать. Эти люди были обычными зэками, но, как выяснилось, они не вступились, когда полицейские «по-беспределу» убили в их былой зоне известного жулика из Хабаровска. Вот тогда я понял, что связь между преступным миром существует по всей стране и ничего серьезного не утаишь.
Бывает, что конвоиры бьют непримиримых зеков, забегают в камеру и дубасят резиновыми дубинками всех подряд. Но эта мера у них для крайних случаев, когда поднимается большая буза. Чаще с охраной можно договориться – за взятку. Надо получить положительную характеристику для УДО (условно-досрочное освобождение), плати вознаграждение, напрягай своих родственников. Но я-то в конце концов окажусь на воле, а вертухаи там всю жизнь готовы находиться.
Жаловаться на администрацию колонии не советую. Всё равно пришлют отписку, что проверка была проведена, и ничего не выявлено. Зато отношения с тюремным начальством испортить можно навсегда.
Миф №4. Тюрьма – место, где можно заняться спортом
Спортзал у нас был, некоторые отжимались, штангу тягали, но без фанатизма. Спортом заниматься серьезно там сложно, потому как все в бараках курили. И не курить было нельзя. Наивные пытались бросить, но потом чувствовали себя еще хуже. Все в этом бетонном мешке дымят, вокруг сырость. Летом душно, вентиляции нет, камера остывала только к утру. Спишь и чувствуешь, что гниешь изнутри. Утром видишь, что постель в кровавых пятнах, у меня до сих пор нарывы на теле остались.
Делать особо было нечего. Работой не напрягали. Кстати, к ней на зоне надо относиться осторожно, если не хочешь испортить отношения с блатными. Не надо соглашаться на должности типа: завхоз отряда, заведующий столовой, баней, бригадир и т.д. Зэки таких не любят: ради чего в командиры лезешь?
Миф №5. Просто так никого не сажают
— Невиновных сидит много. На мой взгляд, каждый десятый. На кого-то просто «повесили» статью, чтобы раскрыть преступление. Обычно, первым делом начинают шерстить судимых или если кто-то состоит в списке потенциальных экстремистов. А есть еще люди, которые взяли вину на себя намеренно, чтобы выгородить близкого им человека, богатого начальника или кого-то из братвы. С нами в одно время сидел 25-летний парень, который передал руль своему пьяному шефу. Тот сбил насмерть двух пешеходов на зебре и уговорил своего водителя взять вину на себя, пообещав для него минимальный срок и квартиру. «Закрыли» молодого человека на четыре года, в итоге тот отсидел 2,5. Потом он писал мне, что шеф его не обманул, дал два миллиона рублей.
Меня иногда злость берет. Люди воруют миллиардами, давят по пьянке безнаказанно детей на дороге, и ничего – пользуются в городе почетом и уважением. А я за то, что связал веревкой нескольких человек, которых не бил, получил 10 лет как один из организаторов ОПГ. Мне удалось сократить срок, потому что тоже не сидел сложа руки. Очень хотел увидеть, как дочь пойдет в первый класс, хотел ей портфель привезти в подарок, и рад, что в итоге мне удалось это сделать.
Жить на зоне можно. Есть небольшие камеры размером в двухкомнатную квартиру, где могут сосуществовать по 30-40 человек. А есть просторные комнаты на 3-4 человека с евроремонтом, телевизором, компьютером, порнушными дисками, аквариумом. Полы покрашены, потолки побелены, на стенах картины висят. Прямо в «хате» хранятся мешки макарон, гречки, колбасы и сало. Были бы деньги. Хуже всего бывает в следственных изоляторах, когда еще начинаются первые допросы, ждешь суда, спишь на досках.
Когда меня, совсем молодого, впервые закрыли на 15 суток, то услышал разговор двух бывалых сокамерников, которые говорили, мол, скорей бы суд и на этап, хотя бы поспим нормально. Тогда меня это удивило. Но так и есть, в СИЗО даже в туалет иногда не выпускали, с бомжами приходилось сидеть, от которых вши к тебе перебегают.
На воле работаю, есть строительная бригада, ремонтируем загородные дома. Есть заказы не только из Татарстана. Вижу, в каких хоромах живут прокурорские работники, начальство из полиции, чиновники мэрии, известные коммерсанты, хоккеисты, священники. Какими дорогими изделиями пользуются в доме. Эти люди зачастую не считают денег. Но я им не завидую и «на криминал» меня тоже не тянет. Получаю неплохо, иногда и больше 100 тысяч в месяц выходит…
Кто и зачем пугает заключённых. Рассказ писателя сидевшего за неуважение к фашистам.
За что опускают в тюрьмах и на зоне? Как живут опущенные и кто это такие, почему геев называют петухами?
Опущенные, петухи, гребни, пинчи, отверженные, зашкваренные, обиженные – этими и многими другими названиями обозначаются представители одной из самых знаковых тюремных мастей, которая занимает низшую ступень в тюремной иерархии.
Основной чертой этой касты является пассивный гомосексуализм: добровольный или принудительный.
Но не каждый петух регулярно практикует гомосексуальные связи.
Петухи в тюрьме — кто это?
Опущенные в рамках тюремного быта являются кастой неприкасаемых. Как живут опущенные в тюрьмах?
Они живут отдельно от полноценных членов тюремного сообщества: под кроватью («под шконкой»), возле туалета.
В крупных лагерях для них выделяются отдельные бараки, которые называются петушатниками.
Опущенные пользуются отдельными предметами быта.
Жизнь опущенных в тюрьме очень тяжела. Петухи выполняют самые грязные виды работ.
Существуют несколько теорий происхождения этой касты.
Согласно самой распространенной версии, опущенные выделились в отдельную тюремную прослойку после реформы 1961 года.
Она разделила лагеря по строгости режима содержания: матерые зеки, рецидивисты стали жить отдельно от первоходочников (о том, какие виды тюрем в России существуют сегодня и какие там есть режимы, можете узнать здесь).
Первоходочники – это, как правило, молодые люди, стремящиеся к конкуренции во всех сферах жизни, они не знали тюремных устоев и при отсутствии надзора более опытных заключенных их быт со временем становился все более диким.
Это привело к тому, что наказание изнасилованием, которое было до реформы крайней мерой, применяющейся в единичных случаях, стало распространенным повсеместно (о видах насилия в тюрьмах читайте тут).
Опущенным может стать любой заключенный.
Но некоторые категории людей определяются в эту касту автоматически или с большой вероятностью.
Автоматическое опускание в тюрьмах практикуется все реже. Отношение к людям, севшим по «петушиным» статьям, не будет хорошим, но и сексуального насилия в их отношении проявлять не будут.
Почему петухом называют в тюрьмах? Точного ответа на этот вопрос нет. Вероятно, такое название произошло от глагола «петушить», которым обозначался процесс изнасилования.
За что становятся?
Вопреки стереотипу, доля добровольных гомосексуалистов среди обиженных невысока.
Большинство заключенных становятся петухами за проступки, не имеющие отношения к сексуальной сфере.
Ниже приводится, за что опускают в тюрьмах. Обычно это различные серьезные нарушения правил тюремной жизни:
Опускание может проводиться и по указу тюремной администрации для устранения неугодных заключенных из арестантской жизни.
Самый популярный способ – это запирание зека на ночь в петушатнике.
Но к таким опущенным в тюремном сообществе отношение более лояльное.
В 2000-х и последующих годах наблюдается отказ от опускания путем изнасилования. Это связано с повышением контроля над внутренним распорядком исправительных учреждений, защите прав заключенных стало уделяться большее внимание.
Согласно 132 статье Уголовного кодекса, срок за групповое изнасилование составляет от 4 до 10 лет. По этой причине вместо сексуального насилия стали использоваться другие ритуалы, например, проведение по губам половым членом.
Петухи в тюрьме: фото
Посмотрите как выглядят на зоне, в тюрьме петухи:
Обязанности и запреты обиженных
В круг обязанностей опущенных входит выполнение самой грязной работы, такой как мытье туалетов, вынос параши, чистка канализации, уборка цехов. Другие зеки не могут брать продукты, которыми питаются петухи. Опущенные моются из отдельных умывальников. Они должны уступать дорогу другим заключенным.
Разговоры с представителями других каст должны быть ограниченными.
Опущенные обязаны незамедлительно сообщать о своем статусе всем новым знакомым. Сокрытие информации карается нанесением тяжелых физических увечий. Чтобы петухов было проще идентифицировать, на его тела наносятся особые татуировки.
В некоторых случаях возможно отступление от установленных правил, если это сулит большую выгоду. Например, если переносить передачи могут только петухи, то приходится разрешать им прикасаться к продуктам, это не считается «зашкваром».
Что делают в тюрьме с петухами?
Некогда основной обязанностью петухов было сексуальное удовлетворение арестантов, но сейчас оно практикуется только на добровольных началах.
Так как по тюремным правилам нельзя сношать опущенного, не вручая ему подарка, многие представители этой касты занимаются добровольной проституцией из соображений материальной выгоды.
В строгих режимах отношение к ним наиболее лояльное, а самые дикие порядки царят в колониях для несовершеннолетних.
Избиение петухов практикуется только тогда, когда они нарушают свои обязанности и запреты. Бить их руками нельзя, только ногами, что делает процесс особенно унизительным для обиженного.
Как не стать?
Если заключенный не является гомосексуалистом и не сидит по «петушинные» статьям, то опускают петуха в тюрьме только за злостные проступки. Следовательно, чтобы избежать участи обиженных, он должен следовать правилам тюремной жизни (для тех, кто впервые оказался в тюрьме, советы о том, как себя вести правильно, чтобы выжить и избежать неприятных ситуаций, мы предоставляли в этом материале).
Кратко о том как в тюрьме не стать петухом:
Заключение
Вся современная «Россияния» — это одна большая тюрьма, или зона, как это доказали еще Ф. М. Достоевский, А. П. Чехов, В. Г. Короленко, В. А. Гиляровский, А. И. Куприн, В. Т. Шаламов, А. И. Солженицын, Вяч. Майер (Некрас Рыжий) и др. Многие из вас наивно полагают, что уж они-то, «чистенькие», живут вне всего этого «безобразия» и обладают какой-то мифической «свободой». «Забуревшие» мужички и «борзая» молодежь кипятится, когда их обзывают «петухами» или «опущенными». Но в реальности 99 % всех «вставших на ноги» мужиков, особенно славянской национальности, не говоря уже о бабах, большинство из которых по факту являются бл…ми, стоят вовсе не «на ногах», а «раком» — практически ежедневно «нагинаясь» перед чиновной бюрократией и блатной пизд….тией, заискивая не только перед помянутыми ментами, но и чурками и кавказцами, которым принадлежит большая часть развлекательных заведений, торговых точек, финтес-, спортклубов и т. д. В противном случае т. н. «правящая элита» у нас «испарилась» бы в течение считанных недель, безо всякой помощи каких-то там «натовцев», «бандеровцев» или «исламистов»! Так что не надо свысока смотреть на какого-нибудь уличного бомжа или парнишу, которого на зоне «хором» опустили и сделали «петушком»: большинство из вас, «бурых», давно — сами «опущены», пускай и в переносном смысле этого слова! В нашем криминализированном мире если ты не «шестеришь» — чаще всего сосешь или х…й или свою грязную лапу. Именно это и есть настоящий грех: видеть в чужом глазу «соломинку», а в своем — не замечать «бревнышка»!
Подскажите,могутли в СИЗО узнать про то,что на свободе у первохода были анальные связи на воле? Если не кому об этом не рассказывать.
Нет. Это никак нельзя узнать.
Конечно могут. И обязательно узнают! Лучше сам добровольно расскажи. Ты в любом случае переедешь в петушиный угол. Только если не сам расскажешь, а зэки узнают, то изобьют очень сильно, можешь инвалидом остаться.
Когда кто-то кого-то увечит способом сексуального насилия, оправдывая это «неправильным» поведением, будет сам в аду.
Если есть конфликт, люди разговаривают, в крайнем случае дерутся. Но изнасилование такого рода повлечет тяжелую расплату, ведь другой- это ты сам. Увеча его, ты уничтожаешь себя.
Респект! Полностью согласен.
Короче, базарить надо хриплым басом, за каждое оскорбление вцепляться в глотку обидчика как бультерьер
Это точно. Половина их тех кто в неволе — являются неудачниками, либо просто дебилами…редко среди осужденых найдутся праведники имеющие понятия о настоящем достоинстве и чести. Основная масса серые мыши по своей сути, даже если пытаются казаться волками. Вот к примеру отбывают срок с очень достойным и авторитетным человеком, в настоящем смысле слова, а не понтовитым пальцекрутом. И этот достойный и уважаемый человек перейдя кому то дорогу, становится по беспределу опущеным. И ведь все кто его уважал по дебильным понятиям должны сразу от него отвернуться и укпзать ему на петушинный угол… то есть все кто его уважал и чтил сразу становятся трусливыми предателями, потому что по сути по своей овцы и не имеют своего мнения, что бы заступиться и поддержать уважаемого человека, которого пытаются морально сломать.
Какое общество/идеология, тебе по нраву?
А то слишком абстрактно говоришь.
Что происходит с людьми в современных российских тюрьмах. Интервью с Игорем Каляпиным
Конец октября в России ознаменован странным стечением дат. 30 октября — день памяти жертв политических репрессий, символом чего является ГУЛАГ, а 31 октября — профессиональный праздник работников СИЗО и тюрем. Получается некоторый парадокс. Несмотря на то, что политические репрессии признаны и подлежат осуждению, в современной России продолжает сохраняться система, унаследовавшая черты ГУЛАГа. Сможет ли она однажды стать исключительно исправительной системой, а не местом, где за высоким забором процветает произвол и садизм и сами тюремщики становятся преступниками? Об этом Znak.com беседует с председателем межрегиональной общественной организации «Комитет против пыток», членом Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Игорем Каляпиным.
«Самое печальное, что не удалось изменить за все годы реформ, — это субкультура надзирателей»
— На ваш взгляд, в чем причина несовременности пенитенциарной системы России? Вроде бы с конца 80-х эта система стала открываться, но что-то потом пошло не так. Что именно?
— Если в начале 90-х все государственные чиновники были настроены на то, что нужно учиться жить и работать по-другому, прежде всего были настроены на восприятие каких-то западных моделей, то к «нулевым» все эти процессы остановились. Я склонен это связывать с тем, что начали расти цены на углеводороды. И уже не так стало важно, как работает экономика, как живут люди и так далее. Появились реваншистские настроения: нам Запад не нужен, нечего нас учить, у нас свой путь, мы сами с усами. Это была общая тенденция, которая коснулась всех сфер жизни в России. В том числе это коснулось и тюрьмы.
Сотрудники ФСИН — это те люди, которые должны обеспечить строгую изоляцию заключенных от внешнего мира, и не надо им там никаких правозащитников, наблюдателей, журналистов и так далее. То есть произошел возврат к старым гулаговским традициям.
— Но есть же Совет по правам человека при президенте, есть масса правозащитников, ваш комитет. Есть интернет, куда время от времени попадают кадры пыток из тюрем. Как сейчас обстоят дела?
— Из всех силовых структур тюремная система претерпела изменений больше всех. Она действительно значительно гуманизировалась. Хотя прежде всего это коснулось материально-бытового аспекта. Если сравнить условия содержания сейчас и в начале 90-х, то это совершенно разные вещи. То, что тогда было нормой, вы сейчас не найдете даже в качестве какого-то эксцесса. То есть условия содержания улучшились радикальным образом.
Что касается открытости пенитенциарной системы, то ее стало меньше. Хотя ФСИН все равно остается, если не открытой, то наиболее готовой к сотрудничеству. Нельзя сказать, что эта служба устроена так, что туда нельзя совсем зайти. Что-то удается рассказать, что-то удается решить. Те же общественные наблюдательные комиссии хоть и в изуродованном виде, но все еще существуют. Потенциал реформы во ФСИН был достаточно высокий. И та последняя команда, которая была во главе с Геннадием Корниенко, показала свою эффективность. Во главе системы поставили людей, которые ранее никакого отношения к тюрьме не имели. Но, тем не менее, все эти начинания год от года слабеют, и постепенно тюремная система снова становится закрытой.
Самое печальное, что не удалось изменить за все годы реформ, — это субкультура, которая существует среди надзирателей. Про тюремную субкультуру осужденных знают все. А про субкультуру надзирателей немногие.
Практически все сотрудники пенитенциарной системы ею поражены. На мой взгляд, с этой субкультурой практически невозможно бороться. У нас все учреждения ФСИН — это наследство советской системы. Все они находятся где-то у черта на куличках, разбросаны по лесам, удалены от очагов цивилизации. Сотрудники колоний — это зачастую представители династий, то есть эта субкультура передается из поколения в поколение в семьях тюремщиков. Это создает эффект замкнутости системы, все эти сотрудники живут в своем мирке.
У них у всех есть свои представления о том, как надо нести эту службу. Зачастую эти представления не имеют никакого отношения к закону. Переубедить их практически невозможно. Все то же самое касается других контролирующих служб. У них там свой прокурор по надзору, который зачастую живет в соседнем поселке. Он годами проверяет одни и те же учреждения, всех в тюрьме знает, он вместе с начальниками тюрьмы ходит на охоту и рыбалку. Понятно, что в такой ситуации ни о какой эффективности надзора речи идти не может. Заменить там кого-то тоже невозможно, никто же не мечтает поехать служить в лес за 200 километров от областного центра и провести там большую часть жизни. Это делает эту систему практически непригодной к реформированию.
Как пытают в российских тюрьмах
— Какие нарушения прав заключенных и арестованных чаще всего сегодня распространены?
— Осужденного могут лишить передачи или свидания. Эти нормы предусмотрены уголовно-исполнительным кодексом. Другое дело, что они зачастую применяются незаконно и произвольно. Просто потому, что какой-то осужденный что-то не так сказал гражданину начальнику.
Или вот еще. Например, человека могут поместить в штрафной изолятор. И когда у него заканчиваются максимально положенные 15 суток, ему могут дать еще аналогичный срок, а затем еще раз. Я знаю людей в колонии, которые месяцами не выходят из штрафных изоляторов. То есть, по сути, человека незаконно помещают на тюремный режим. При этом в данном изоляторе могут отключать отопление для усиления воспитательного эффекта. Представьте, если на улице зима. Как только приходит какая-то проверка, то все восстанавливают.
Если говорить про всякие изощренные издевательства, то это подвешивание на решетках. Или включают издевательскую музыку на полную громкость. Если заключенный в тридцатый раз на полной громкости слушает «Голубую луну», то понятно, что нервы уже сдают и человек бьется в истерике. Я уже не говорю про банальные избиения, которые мы видели в Ярославле, когда человека колотили по пяткам.
Еще одна практика пыток — это использование одних осужденных для расправы над другими. Могу привести пример из Оренбургской области. Там осужденный писал жалобы на то, что его и других осужденных нормально не лечат. И вот за это он, как говорится, был опущен. Сначала его били за эти жалобы, и он, не выдержав, попытался совершить побег. После чего ему придумали вот такую экзекуцию. Замначальника колонии завел его в штрафной изолятор, где так называемые «активисты» сильно избили его, а потом свершили то, что было квалифицировано как насильственные действия сексуального характера. Руководил всем этим безобразием начальник колонии в присутствии еще порядка 15 сотрудников колонии. Замначальника снимал это на камеру, чтобы потом показать эту запись другим осужденным и тем самым провести с ними «профилактическую» работу: будете себя плохо себя вести, с вами будет то же самое. Такое случается достаточно часто. И никакая прокуратура это не выявляет. И никакие жалобы, которые потом эти бедолаги пишут, не приводят к возбуждению уголовных дел, потому что там все свои.
— Надзиратели находят оправдание своей незаконной деятельности: это способ остановить особо зарвавшихся зэков. За что люди подвергаются пыткам? Возможно, это злостные нарушители тюремных правил?
— Какие там проступки бывают? Например, человека третий раз поймали с расстегнутой верхней пуговицей на построении. Может быть, он забыл или таким образом протестует, но в любом случае за это существует наказание, предусмотренное законом. Ему можно объявить выговор или поместить в ШИЗО на несколько дней. А его объявляют отрицательно настроенным и отправляют в ШИЗО на полгода. Или уже приведенный пример. Законно ли было опустить человека за то, что он писал жалобы о том, что его не лечат? Нет. Я уверен, что тюремщики в данном случае совершают более тяжкое преступление, чем осужденный, который не застегнул пуговицу.
— Каковы сегодня масштабы пыток в правоохранительных органах и, в частности, в ФСИН?
— В последнее время в Сеть просачиваются видеосъемки с пытками заключенных, затем возбуждаются уголовные дела. Насколько это влияет на изменение ситуации?
— Вообще, на ваш взгляд, есть ли в обществе сочувствие тем, кто сидит в тюрьмах? Может быть, одна из причин того, что ситуация не меняется десятилетиями, это одобрение жестокости в самом обществе? Не зря недавно большинство участников опроса на странице Госдумы в соцсети выступило за возврат смертной казни. «Горбатого могила исправит» — это русская поговорка.
— Люди в России в большинстве своем достаточно жестокие и озлобленные, вы правы. Но такое отношение присутствует до тех пор, пока это не коснулось тебя или кого-то из твоих близких. Как только начинается личная история, отношение сразу меняется. Люди начинают вспоминать, что у нас следствие работает из рук вон плохо, сплошь и рядом судебные ошибки, а оправдательных приговоров нет. У нас судьбу человека зачастую определяет какой-нибудь сержант полиции, которому ты случайно под руку попался. И никакой следователь с тобой разбираться не будет и тебя не оправдает. И те, кто еще вчера ратовал за возврат смертной казни, начинают говорить, что у нас никуда не годная следственная система. Так что эмпатии в российском обществе действительно не хватает, но все меняет случай.
— Что бы вы могли сказать о рядовых сотрудниках ФСИН, это, вообще, нормальные люди или наблюдается некая профессиональная деформация?
— Профессиональная деформация в такой системе неизбежна, несмотря на отдельные случаи. И это не просто профессиональная деформация, а профессионально-бытовая. Человек, который работает в колонии, он и живет в колонии. Где колония, рядом и поселок, где живут тюремщики и их семьи. И в такой среде человек варится постоянно. 24 часа он чувствует себя надзирателем.
Есть и те, кто туда идет потому, что там можно безнаказанно проявлять свои садистские наклонности.
— Но есть примеры, когда сотрудников ФСИН самих сажают за различные преступления. Разве это не способно остановить их сослуживцев?
— Что бы вы предложили для модернизации пенитенциарной системы в России?
— В целом нужна целенаправленная материально-финансовая реформа, которая будет осуществляться 20-30 лет. Опасаюсь, что с уходом Корниенко у нас вообще всякие изменения в пенитенциарной системе исчезнут, все усилия будут направлены лишь на то, чтобы не было скандалов и никто ничего не знал. При этом у нас хорошее законодательство, но оно систематически не исполняется. Поэтому я бы предложил усилить общественный контроль за данной системой, за тем, как тюремщики следуют закону. Если бы наши замечательные Общественные наблюдательные комиссии не гнобили, не пытались бы в них заменить правозащитников на всяких замечательных ветеранов наполеоновских войн, которые приезжают в колонию попить чаек с начальником, то общественный контроль постепенно привел бы в порядок эту систему. У нас бы и прокуратура сразу стала хорошо работать. Если прокурор не выявил каких-то нарушений при проверке, а через три дня вслед за ним приехала ОНК и нашла нарушения, то ему ничего не останется, как только их признать. У нас огромная армия чиновников, которая должна вскрывать все эти нарушения, но они фактически занимаются их сокрытием. Сейчас, на мой взгляд, общественный контроль сворачивают, потому что у тюремщиков не получается договориться с общественниками. А со своим прокурором — другое дело.
— На ваш взгляд, есть что отмечать сотрудникам ФСИН 31 октября?
— Может быть, есть отдельные добросовестные сотрудники ФСИН. Но в целом нечего отмечать. Система находится в бедственном положении. ФСИН — это явно не тот институт, которым может гордиться российское государство и общество.
«Нужно запугать население, отбить у него всякую охоту к выражению своего мнения»
— 30 октября в России — это день памяти жертв политических репрессий. Насколько оправдано называть сегодняшние административные и уголовные дела против протестующих и пишущих против власти «политическими репрессиями»? Тем более президент России как-то заявил: «Сейчас же не 37-й год — что хочешь, то и говори, тем более в интернете, „черный воронок“ за тобой завтра не приедет. Чего прятаться-то?» Так ли все плохо?
— Это, безусловно, политические репрессии. Конечно, пока это далеко не тот масштаб, который был в сталинские времена. Цель у этих репрессий несколько отличается от периода «большого террора». Тогда была еще и экономическая задача: нужно было кому-то работать на великих стройках, поэтому нужна была армия рабов.
Сейчас армия рабов не нужна, но нужно запугать население, отбить у него всякую охоту к выражению своего мнения.
Есть еще одна важная черта. Эти репрессии носят абсолютно случайный характер. Если вы пошли на митинг протеста, то необязательно что-то выкрикивать или оказывать сопротивление полицейскому. Репрессии сегодня носят характер рулетки — вам просто не повезло и вот вы в автозаке и можете получить реальный срок лишения свободы. Такая случайная выборка запугивает большое количество людей.
— Помнится, в 2017 году в день открытия памятника жертвам политических репрессий — «Стены скорби» — Людмила Алексеева, обращаясь к Путину, заявила: «Хватит всяких запретов! У нас уже запрещено более чем нужно, для того чтобы можно было свободно дышать. И не нужно, чтобы для этого приходилось бежать из своей страны. Надо изменить отношение власти к гражданам. Нас нужно убеждать, а не запугивать». Алексеевой уже нет, а что с репрессиями, что изменилось за это время?
— На мой взгляд, с тех пор ситуация стала хуже. Дурных запретов стало больше. И это скорее демонстративные запреты, чем способные что-то отрегулировать. Нам, правозащитникам, не удается переломить этот тренд.
— Тогда напрашивается вывод, что Совет по правам человека — это декоративный орган, если ситуация становится только хуже. Так ли это?
— В некотором смысле это так. Но по крайней мере, СПЧ генерирует очень много разных сигналов, которые совершенно точно раздражают власть и оказывают на нее давление. Соглашусь с тем, что не все наши рекомендации выполняются. Но при этом кому-то из чиновников от СПЧ за последнее время сильно досталось, и они недовольны нашей деятельностью. Но при всех минусах этого органа есть и весомый плюс: мы время от времени имеем возможность задавать неудобные вопросы президенту. А он вынужден на эти вопросы публично отвечать. И кроме встреч с президентом, мы периодически встречаемся с руководителями ведомств в регионах, имеем возможность и там что-то говорить.
— Как оцениваете фигуру нового главы СПЧ Валерия Фадеева?
— Я его не знаю. Но то, что он заявил о приоритете неких социальных прав в ущерб политическим правам и свободам, настораживает. Если СПЧ изменит содержание своей работы, согласно данной установке, то в этом не будет ничего хорошего. Я, по крайней мере, останусь заниматься тем, чем я занимаюсь сейчас. В составе СПЧ или за его рамками как глава Комитета против пыток.
— Вообще, вам уютно работать в этой системе?
— Большинство людей, которые работают в СПЧ, это мои единомышленники. В том числе и те, кто вынужден был покинуть СПЧ, — это Федотов, Шульман и Морщакова. Они действительно занимались отстаиванием прав человека, говорили вещи неприятные многим чиновникам. Но мне с ними было уютно. Это не значит, что с их уходом СПЧ пришел конец, как пишут в некоторых СМИ. Оставшиеся члены СПЧ — достойные люди. Будем продолжать работать.
Как новый глава СПЧ Валерий Фадеев делал карьеру около Кремля
Что касается власти, то для нее, естественно, профессия правозащитника неприятна. Она вынуждена нас терпеть. Наверняка представители ФСИН предпочтут меня не видеть на заседаниях в администрации президента. Возможно, что они попытаются меня выдавить из состава СПЧ. Приятно ли президенту меня слушать? Наверняка и ему иногда неприятно. Михаилу Александровичу Федотову порой иногда приходилось даже сдерживать мой порыв. Но это не значит, что нужно отступать. Проблема нарушения прав заключенных глубоко укоренена в нашей системе, и кто-то должен серьезно ею заниматься.