Правда ли что гоголь был сумасшедшим

Гоголь: великий сумасшедший

В истории литературной России трудно найти человека, который вызвал бы больше различных суждений на свой счёт, чем Н. В. Гоголь. Его считали гением и сумасшедшим одновременно, называли добрым христианином и высокомерным антисемитом. Удивительно, как все эти качества могли уживаться друг с другом?

Ещё при жизни писателя критики и друзья, признававшие его бесспорный литературный талант, совершенно по-разному оценивали его как личность…

Был ли Гоголь действительно сумасшедшим?

Одним из первых назвал Николая Гоголя сумасшедшим известный критик В. Белинский. Произошло это после выхода книги «Выбранные места из переписки с друзьями». Именно тогда Белинский пишет Гоголю знаменитое письмо, получившее в последствии сильный общественный резонанс.

Написал о душевном расстройстве и известный в России психиатр В.Чиж, который, проанализировав жизнь и творчество Гоголя, сделал следующий вывод: Гоголь —сумасшедший, но поскольку он был гениальным, то «даже в последнем периоде своей болезни превосходил своим умом обыкновенных смертных».

Признаки паранойи психиатр обнаружил уже в детском письме, которое Гоголь адресовал своей матери. В этом письме Гоголь жалуется, как тяжело ему находить общий язык с другими людьми и как часто его не понимают. Также и в зрелом возрасте – Гоголь не смог стать преподавателем в университете, поскольку не мог готовиться к лекциям и вообще учить.

«Если мы даже допустим, что Гоголь не был хуже некоторых своих сотоварищей по профессуре, то это все же ничуть не доказывает, что Гоголь поступал как здоровый человек», – заключает Чиж. Врач подчёркивает, что «…душевнобольной Гоголь не мог любить своих художественных произведений, потому что его ничуть не интересовали те великие начала, которые возбуждали любовь Белинского», а причиной, по которой Гоголь сжёг второй том «Мёртвых душ», являлось не что иное, как преждевременное нервное истощение писателя.

Как и жизнь любого неординарного человека, жизнь Николая Васильевича Гоголя и в самом деле со стороны многим казалась странной. Однако можно ли, основываясь на странностях Гоголя, говорить о его душевном расстройстве? Вероятно, этот вопрос стоит рассматривать с разных точек зрения.

Дело в том, что творческий путь Николая Гоголя делится на два периода. Первый период сопряжён с необыкновенным писательским успехом, известностью и общественным признанием, тогда как второй – ознаменован обращением Гоголя к Богу, именно к Богу, а не к религии, как посчитали многие.

Избрание такого пути всегда сопровождается «уходом» от мира, обретением иного мировоззрения, изменением характера и отношения к тому, что делалось прежде. Естественно, столь значимые катаклизмы в душе человека не могут остаться незамеченными со стороны окружающих и чаще всего воспринимаются последними как «душевное расстройство».

Но правильно ли это?

Путь души, которому Гоголь последовал во второй половине своей жизни, был и ранее ему близок. Просто не сразу этот путь отыскал дорогу к его сердцу – судьбе было угодно провести Гоголя через болезни, нервные расстройства, а также различные перипетии.

Не зря Жуковский писал о Гоголе: «Настоящее его призвание было монашество. Я уверен, что если бы он не начал свои «Мёpтвые души», котоpых окончание лежало на его совести и все ему не давалось, то он давно бы стал монахом и был бы успокоен совеpшенно, вступив в ту атмосфеpу, в котоpой душа его дышала бы легко и свободно».

Источник

Шизофреническая психика Гоголя Г. В. Сегалин

КЛИНИЧЕСКИЙ АРХИВ
ГЕНИАЛЬНОСТИ И ОДАРЕННОСТИ
(ЭВРОПАТОЛОГИИ)
посвященный вопросам патапогии гениально одаренной личности, а также вопросам одаренного творчества, так или иначе связанного с психопатологическими уклонами
Выходит отдельными выпусками не менее 4 раз в год под редакцией основателя этого издания, д-ра медицины Г. В. СЕГАЛИНА, заведующего психотехнической лабораторией и преподавателя Уральского политехнического института
ВЫПУСК ВТОРОЙ
Том II
1926

Г. В. Сегалин
Шизофреническая психика Гоголя.

Отсутствует текст двух страниц 269-270

IV. Расстройство волевой сферы у Гоголя.
1. Внешность Гоголя и его выразительные движения.
Со стороны волевой сферы Гоголя мы также можем отметить те же характерные симптомы, которые свойствены шизофренической психике. Коснетесь ли Вы его внешности, манеры одеваться, выразительных движений или его поведения—все изобличает расстройство волевой сферы у Гоголя. Обратим внимание на внешность и манеру одеваться Гоголя.
Судя по множеству черных фраков, о которых упоминает Гоголь в письме к С. Высоцкому (товарищ его), и по его заботам о своем костюме, выраженном в письме к матери, можно подумать, что он был франт между своими соучениками, между тем они сохранили о нем воспоминание, как о страшном неряхе. Он решительно пренебрегал тогда своею внешностью и принаряжался только дома, где видно, были люди, на которых он особенно желал производить приятное впечатление.
«Окончив курс наук (говорит Кулжинский—учитель Гоголя) Гоголь прежде всех своих товарищей, кажется, оделся в партикулярное платье. Как теперь вижу его в светлокоричневом сюртуке, которого полы подбиты были какою то красной материей в больших клетках. Такая подкладка почиталась тогда plus ultra молодого щегольства, и Гоголь идучи по гимназии беспрестранно размахивал обоими руками, как будто не нарочно раскидывал полы сюртука, чтобы показать подкладку”.
В Петербурге некоторые помнят его щеголем; было время, что он даже сбрил себе волосы, чтобы усилить их густоту, и носил парик. Но те же лица рассказывают, что у него из под парика выглядывала иногда вата, которую он подкладывал под пружины, а из-под галстуха вечно торчали белые тесемки.
А один из его учеников (Лонгинов “Воспоминание о Гоголе”), описывая Гоголя в эпоху 1831 г., говорит, что костюм его был составлен из резких противоположностей щегольства и неряшливости.
Из всего этого можно заключить, что внешность Гоголя по костюму чрезвычайно бросалась в глаза по своей манерности, вычурности, стремлению обратить внимание других на себя внешностью в то время как на других производила впечатление обратное—невыгодное, странное — помесью щегольства и неряшества в одно и то же время.
Своим странным щегольством, чудачествами и манерностью в костюме Гоголь удивлял всех. Точно также нельзя объяснить это щегольство обыкновенным щегольством молодых фатов, ибо, как говорит его современник Лонгинов, это щегольство представляло “смесь неряшества и щегольства”, что уже изобличает патологическое франтовство и шизофреническую манерность.
Патологическое франтовство у шизофреников этим и отличается, что им всегда хочется выделить свой костюм чем-нибудь особенным; не быть похожим на других. Шизофреник не замечает и не хочет замечать, что его туалет часто вызывает смех, он даже это не понимает часто, а если и понимает, то все то, что у других смешно и безвкусно, у него прекрасно. И вообще все, что он делает—все прекрасно: он выше толпы, он презирает всех тех, кто не разделяет его вкуса. Только патологией можно объяснить чудаковатые костюмы, которые он, по словам Арнольди одевал в Калуге.
2. Неспособность к продолжительной работе и частая смена профессий у Гоголя.
Приспособляемость к трудовой жизни есть одно из основных свойств здоровой психики. Человеку с больной неустойчивой и дисгармонической психикой трудно, а иногда невозможно, устроиться в жизни, вследствие расстройства волевых элементов и патологического поведения.
Как Гоголь устраивался в жизни—есть лучший показатель болезненности его волевой сферы. Поэтому обратим внимание на эту сторону психической жизни Гоголя.
Гоголь по окончании лицея, как известно, мечтал попасть в Петербург. С идеями величия и с желанием во что бы то ни стало устроиться жить там, чтоб развернуть свои честолюбивые замыслы с желанием служить на государственной службе он, наконец. попадает на девятнадцатом году своей жизни.
Не имея средств к существованию, такой человек, как Гоголь, не имел также достаточного знания для жизни, ибо он вышел из гимназии безграмотным. Гоголю однако везло в этом отношении, он благодаря знакомству и благодаря влиятельной протекции, по приезде тут же получил место по рекомендации влиятельного сановника (Кутузова), который его полюбил сразу и пригласил бывать у него по приятельски, перейдя с ним скоро даже на “ты».
Кажись, для начала карьеры такое начало в Петербурге для молодого неизвестного провинциала с большими планами—нельзя ничего лучшего желать. Гоголю легко было, при небольшом усердии, и при протекции его вскоре хорошо устроиться в Петербурге. Но вышло как раз наоборот.
Гоголь не умел себя заставить работать, как все, систематически и усидчиво трудиться, но с большим самомнением и претензиями вскоре с презрением относится к своим занятиям; ок между прочим пишет по поводу этого вскоре: “Но признаюсь, ежели и там нужно будет употреблять столько времени на глупые занятия, то я слуга покорный”.
Гоголь не мог работать на службах в канцелярии, так же как не мог учиться. А между тем к нему, как к начинающему чиновнику, едва ли требования были строги, так как известно, что он даже по нескольку дней подряд не являлся на службу.
Даже крайняя нужда Гоголя в деньгах не могла-его заставить дорожить службой. Гоголь предпочитал выпрашивать деньги у своего отдаленного родственника Трощинского, нежелз зарабатывать трудом на службе.
Имея нормальный психический склад, Гоголь предпочел бы обратное—исполнять “глупую” работу, чем выпрашивание денег у богатого родственника. Но Гоголь это делал потому, что не мог работать, какую бы то ни было работу он не делал. Вот почему Гоголь имел неудачи по службе и чувствовал себя плохо в Петербурге (как и в Нежине), ибо в Петербурге надо было работать, чтобы как-нибудь прожить, а работать он не мог.
Гоголь бросает службу и идет на сцену и здесь он терпит неудачу Пробует быть педагогом, но и тут неудачно. Граф Соллогуб рассказывает, как незавидна была доля гениального писателя во время его учительства в доме Васильчиковой, и трудно понять, как у Гоголя хватало терпения выносить все неприятности, которые ему здесь приходилось переносить. Такие натуры, как Гоголь, несчастные люди, они часто поэтому меняют свои профессии, бросаются то на одно, то на другое и ни на чем остановиться не могут, так как для того, чтоб остановиться на какой либо профессии, необходимо иметь здоровую волевую установку. У Гоголя этого не было. Он нуждался в постоянной смене впечатлений и в постоянном передвижении, что толкало его на постоянное и непреодолимое влечение бродяжничать, скитаться по свету и по новым местам. Не успел он только что приехать в Петербург, в тот Петербург, куда попасть лелеял как любимую мечту, как вдруг ни с того ни с сего Гоголь бросает все, садится первого августа 1829 года на пароход и уезжает в Любек, благо ему подвернулись деньги. Мать прислала ему деньги для взноса в опекунский совет, а он тратит эти деньги на путешествие.
Чтобы оправдать свой поступок перед матерью, он не брезгует ложью, и выдумывает сначала в своем первом письме (от 24.07.1829 года), что неудача и внезапно разгоревшаяся любовь заставила его бежать “от себя”. Как потом оказалось, никакой любви и не было, а он это просто выдумал. Наконец, чувствуя, вероятно, недостаточность мотивировки, выдумывает более важную причину и пишет матери уже из Любека, что он был болен, на лице и на руках будто обнаружилась сыпь, и доктора посоветовали ему “пользоваться водами” в Травемюнде, в 18 верстах от Любека. Его приятель А.С.Данилевский, с которым он жил в Петербурге в одной квартире, сообщал, что ничего подобного, никакой сыпи и не было у Гоголя, что он уехал не лечиться, а хотел вообще поехать в Америку. Неусидчивость и страсть к перемене места — проходит красной нитью в жизни Гоголя. Гоголь вследствие своей беспокойной, вечно алчущей новых впечатлений натуры вел жизнь “вечного странника”.
Свои бродяжнические влечения Гоголь так характеризует в письме к Шевыреву (28 февраля 1843 г. из Рима).
“Голова моя так странно устроена, что иногда мне вдруг7 нужно пронестись несколько сот верст и пролететь расстояние для того, чтобы менять одно впечатление другим, уяснить духовный взор и быть в силах обхватить и обратить в одно то, что мне нужно”.
Характерно и следующее место в письме Гоголя к Плетневу от 4 июля 1816 года.
“Дорога действует лучше лечения холодной водой, видно, на то воля Божья и мне нужно, более чем кому-либо, считать свою жизнь беспрерывной дорогой, и не останавливаться ни в каком месте иначе, как на временный ночлег и минутное отдохновение. Голове моей и мыслям лучше в дороге: даже я зябну меньше в дороге, и сердце мое слышит, что Бог мне поможет совершить в дороге то, для чего орудия и сила во мне доселе созревали”.

3. Вычурное и капризное поведение Гоголя
Вычурное поведение человека говорит всегда за то, что волевая сфера расстроена в том смысле, что между всеми элементами психики существует такая дисгармония или дистимия, что волевые элементы, например, не соответствуют эмоциональным, эмоционалные—интеллектуальным и т. д. Из такого несоответствия создается калейдоскопически связанная психика, поражающая нас нелепыми и причудливыми поступками и поведением. Таков был Гоголь.
Берг рассказывает, что Гоголь ничуть себя не беспокоил в соблюдении самых элементарных правил требования общежития.
Арнольди говорит о бесцеремонности Гоголя до того резко, что бросается невольно в глаза.
Шевырев жаловался Бергу, что Гоголь стал принимать ближайших к нему людей “чересчур по царски”, так что «свидания их стали похожи на аудиенции царственных особ”.
У Хомяковых, по словам Бартенева (Шенрок, Т. IV, 757) Гоголь всегда так держал себя: “Он капризничает неимоверно, приказывая по несколько раз то приносить, то уносить какой-нибудь стакан чая, которым никак не могли ему угодить: то ему чай оказывался слишком горяч, то крепким, то слабым, то слишком полно налито, и это его сердило очень”.
«В разговорах, мы слышали из разных источников, Гоголь часто не принимал участия, молча и презрительно поглядывая на собеседников”.
Берг говорит: «Появление его (Гоголя) на вечере, иной раз нарочно для него устроенном, было почти всегда минутное. Пробежит по комнатам, взглянет, посидит где нибудь на диване, большею частью совершенно один; скажет с иным приятелем 2 — 3 слова из благоприличия, небрежно, Бог весть где витая в то время своими мыслями, и был таков”.
В другое время Гоголь, наоборот, был чрезвычайно любезен, весел, разговорчив, шутил, пел песни и т. д. Но переходы эти были неожиданны, и этим он, как человек с неустойчивым настроением, поражал и удивлял своих близких и современников.
Вот пример. Так, Арсеньев рассказывает следующее: “У Капниста был в гостях Гоголь; приезжает в это время М. Н. Муравьев, с которым тут же Капнист знакомит Гоголя и рекомендует Гоголя такими словами: “Рекомендую Вам моего доброго знакомого, хохла, как и я, Гоголя”.
Гоголь рассердился на эту “непрошенную” (по выражению Гоголя) рекомендацию, сказал дерзость Муравьеву (а не хозяину рекомендовавшего) и, ни с кем не простившись, тотчас же уехал.

Заключение.
Все вышеизложенное привело нас к заключению, что Гоголь страдал шизофренией.
Шизофрения Гоголя развивалась постепенно. Из шизоидного состояния его первого периода, жизни, периода творческих импульсов, развивалась постепенно полная картина шизофрении последнего периода жизни, когда его творческие импульсы иссякли вместе с опустошением его психики.
Что нас поражает в истории болезни Гоголя — это особенность течения этой болезни. Несмотря на тяжелое исходное состояние его болезни к концу его жизни, мы это исходное состояние не можем назвать как состояние “слабоумия” (обычно применяемое в этих случаях).
Гоголь, несмотря на его тяжелое состояние, не был похож на обычного слабоумного шизофреника. Тут мы должны допустить ту мысль, что шизофрения у гениально одаренных людей протекает совершенно иначе.
Изучение истории болезни других шизофреников из среды великих людей должно будет в будущем осветить этот вопрос.
О влиянии болезни Гоголя на его творчество мы здесь не касаемся, ибо намереваемся в будущем этой теме посвятить особую работу.

Источник

Фактчек: 12 самых популярных легенд о Гоголе

Правда ли, что у Николая Васильевича Гоголя был ужасно длинный нос? Он постоянно болел, а к концу жизни еще и сошел с ума (поэтому и сжег второй том «Мертвых душ»)? А еще он был тайным гомосексуалом? Что из этого правда, а что нет и откуда взялись разные мифы, рассказываем в новом выпуске рубрики

«…Гоголю привыкли не верить. Чуть ли не все, что
говорил Гоголь, признавалось не заслуживающей
внимания мистификацией».

Как в воспоминаниях современников, так и в позднейших исследованиях неизбежно возникает мысль о лживости и неискренности Гоголя, о том, что даже его прямая речь совсем не обязательно правдива и что «все не то, чем кажется».

Атмосфера мистификации, сопровождавшая Гоголя, создала прекрасную почву для появления вокруг его фигуры множества мифов.

Легенда 1. У Гоголя был ужасный характер

Вердикт: да, характер у него был не из легких.

Субботнее собрание у В. А. Жуковского. Картина художников школы Алексея Венецианова: Григория Михайлова, Аполлона Мокрицкого и других. 1834–1836 годыНа картине изображены (слева направо): П. А. Плетнев, В. Ф. Одоевский (В. А. Жуковский?), А. В. Кольцов, Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, М. И. Глинка (В. Ф. Одоевский?), И. А. Крылов, П. И. Кривцов (А. А. Перовский?), М. Ю. Виельгорский, И. И. Козлов (Ф. Ф. Вигель?) и А. Н. Карамзин. Государственный музей А. С. Пушкина, Москва

Говоря о характере, мы вступаем в сферу субъективных оценок, которые легко могут противоречить друг другу. И все же даже ближайшим друзьям Гоголя, готовым простить ему многое, судя по всему, было непросто в общении с ним. Скрытность писателя, ставшая помехой для его биографов, очень остро вос­при­­нималась близкими ему людьми, потому что подрывала саму идею друж­бы. Вот отрывок из письма друга Гоголя Петра Александровича Плет­нева:

Даже в очень прочувствованном, написанном после смерти писателя «Письме к друзьям Гоголя» Сергей Тимофеевич Аксаков не может обойти эту черту:

«Даже с друзьями своими он не был вполне, или, лучше сказать, всегда, откровенен. Он не любил говорить ни о своем нравственном настроении, ни о своих житейских обстоятельствах, ни о том, что он пишет, ни о своих делах семейных. Кроме природного свойства замкнутости, это происходило оттого, что у Гоголя было постоянно два состояния: творчество и отдохно­вение. Разумеется, все знали его в последнем состоянии, и все замечали, что Гоголь мало принимал участия в происходившем вокруг него, мало думал о том, что говорят ему, и часто не думал о том, что сам говорит…» С. Т. Аксаков. Письмо к друзьям Гоголя // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 2. М., 2012.

А вот эпизод из воспоминаний Авдотьи Яковлевны Пана­евой о встрече с Гоголем в доме Сергея Аксакова:

В общем, характер у великого писателя и правда был не сахар.

Легенда 2. На самом деле его звали не Гоголь, а Яновский

Вердикт: отчасти это правда.

Запись о рождении Николая Гоголя (помечена крестом) в метрической книге Спасо-Преображенской церкви в Больших Сорочинцах. 1809 год Wikimedia Commons

Интересно, что новой фамилией потомки Афанасия пользовались вовсе не всегда. Так, запись в метрической книге о рождении и крещении Николая Гоголя звучит так: «Марта 20-го у помещика Василия Яновского родился сын Николай и окрещен 22-го. Молитствовал и крестил священнонаместник Иоанн Беловольский». Ранние письма родным из Полтавы и Нежина Николай подпи­сывал : «Николай Гоголь Яновский», «Николай Яновский», «Н. Г. Яновский», «Н. Гоголь», «Н. Гоголь-Янов».

В своем намерении укоротить фамилию писатель был очень настойчив: он подписывает свои письма «Н. Гоголь» и просит корреспондентов обра­щаться к нему именно так. Шестого февраля 1832 года он пишет матери:

Легенда 3. Гоголь очень любил лечиться

Вердикт: это правда (особенно он любил поговорить о болезнях).

Николай Гоголь. Рисунок Виталия Горяева. 1965 год © Виталий Горяев / РИА «Новости»

Гоголь был болезненным ребенком. Его одноклассник Василий Игнатьевич Любич-Романович так описывает приезд Гоголя в Нежинскую гимназию:

В воспоминаниях куда более расположенного к Гоголю Александра Данилев­ского тот выглядит не лучше: «Лицо его было прозрачное. Он сильно страдал от золотухи; из ушей у него текло…» В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя. Т. 1. М., 1892.

С повязкой на ушах будет позднее вспоминать Гоголя Иван Тургенев, бывший его студентом в 1835 году: «На выпускном экзамене из своего предмета он сидел, повязанный платком якобы от зубной боли…» И. С. Тургенев. Литературные и житейские воспоминания. М., 2017.

Из Патриотического института, где Гоголь преподавал, он был уволен в 1835 году на том основании, что, «будучи одержим болезнию, может пробыть в отпуске весьма долгое время и тем поставит институт в затруднение…» Документы о службе Гоголя в Патриотиче­ском институте благородных девиц // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 1. М., 2011. (Надо заметить, что это было небезосновательное предположение: Гоголь так уже поступил в 1832 году.)

Своих болезней Гоголь не стеснялся, а, напротив, любил при случае на них пожаловаться. В одну из первых встреч с Аксаковым Гоголь счел нужным рассказать о том, что неизлечимо болен:

Пересказывая историю о том, как Пушкин подарил ему сюжет «Мертвых душ», Гоголь так передает аргументацию Пушкина, убеждавшего его начать писать роман: «Вслед за этим начал он представлять мне слабое мое сложение, мои недуги, которые могут прекратить мою жизнь рано…» Н. В. Гоголь. // Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 8. М.; Л., 1952.

В этих рассказах о здоровье могли появляться самые фантастические (как всегда у Гоголя) подробности. Вот что поэт Николай Михайлович Языков, лично познакомившийся с Гоголем в 1839 году в немецком городке Ганау и впоследствии ставший его близким другом, пишет брату 19 сентября 1841 года:

Гоголь не только много рассказывал о своих болезнях, но часто и увлеченно лечился. Сестра писателя Ольга Васильевна вспоминает об этом так:

Объясняя матери свой внезапный отъезд за границу в 1827 году, Гоголь пишет ей:

«Я, кажется, и забыл объявить вам главной причины, заставившей меня именно ехать в Любек. Во все почти время весны и лета в Петербурге я был болен; теперь хотя и здоров, но у меня высыпала по всему лицу и рукам большая сыпь. Доктора сказали, что это следствие золотухи… и присудили пользоваться водами в Травемунде, в небольшом городке, в 18 верстах от Любека…» Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 10. М.; Л., 1940.

Лечение — одно из многих оснований для отъезда; трудно сказать, главное ли, но, несомненно, правдивое. В своих поездках по России и Европе Гоголь будет обязательно посещать местных врачей и лечиться местными водами. В его письмах можно найти множество подробных рассказов о лече­нии, а также медицинских советов другим людям. Приведем здесь одну восторженную рекомендацию. В отправленном из Рима в 1839 году письме Гоголь советует своей бывшей ученице Марии Петровне Балабиной испро­бовать метод Винценца Присница, рассказывает о собственном здоровье и кра­сочно описывает свое удовольствие от разговоров о здоровье:

Легенда 4. Гоголь любил шить и вязать

Вердикт: это правда.

Сувенирный наперсток «Н. В. Гоголь» © Лавка подарков / lavka-podarkov.ru

Многие не связанные друг с другом мемуаристы вспоминают Гоголя за шить­ем, вязанием и вышиванием. Литературный критик и мемуарист Павел Василь­евич Анненков, вспоминая о лете 1841 года в Риме, где он жил в одной квартире с Гоголем и переписывал под его диктовку первый том «Мертвых душ», расска­зывает:

Сам Гоголь упоминает свои познания в ремеслах как возможное средство про­питания, когда в 1828 году перед отъездом в Петербург из родной Васильевки уверяет своего двоюродного дядю Петра Петровича Косяровского в том, что не пропадет в столице. И ремесло портного в этом списке указано первым: «…вы еще не знаете всех моих достоинств. Я знаю кой-какие ремесла. Хороший портной, недурно раскрашиваю стены алфрескою живописью, работаю на кух­не и много кой-чего уже разумею из поваренного искусства; вы думаете, что я шучу, спросите нарочно у маминьки…» Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. В 14 томах. Т. 10. М.; Л., 1940.

Легенда 5. Гоголь любил гоголь-моголь

Вердикт: скорее всего, это правда.

Обед у Собакевича. Черная акварель Петра Соколова к поэме Николая Гоголя «Мертвые души». Начало 1890-х годов Государственная Третьяковская галерея

Легенда 6. Гоголь переживал из-за длинного носа

Вердикт: скорее всего, это неправда.

Портрет Николая Гоголя. Картина Федора Моллера. 1840-е годы Государственная Третьяковская галерея

Только ленивый ничего не сказал по поводу гоголевского носа. Воспоминания современников полны упоминаний о носе как самой характерной черте внеш­ности писателя — нейтральных, ироничных и неприязненных.

Однако чаще острый и длинный нос упоминается в контексте общего неблаго­приятного впечатления от внешности Гоголя. Например, в воспо­минаниях Ивана Сергеевича Тургенева: «Длинный, заостренный нос придавал физионо­мии Гоголя нечто хитрое, лисье; невыгодное впечатление произво­дили также его одутловатые, мягкие губы под остриженными усами: в их неопределенных очертаниях выражались — так, по крайней мере, мне показа­лось — темные стороны его характера…» И. С. Тургенев. Литературные и житейские воспоминания. М., 2017.

И таких некомплиментарных отзывов очень много. Стеснялся ли Гоголь своего носа? Некоторые мемуаристы утверждают, что да:

Впрочем, это поздние (опубликованы в 1872 году) воспоминания человека, не принадлежавшего к ближайшему кругу общения Гоголя.

Если судить по записи, сделанной Гоголем в альбом своей московской знакомой Елизавете Григорьевне Чертковой в конце мая 1839 года перед ее отъездом из Рима в Москву, он точно считал свой нос смешным:

Легенда 7. Гоголь был плохим поэтом

Вердикт: это правда.

Обложка поэтического сборника «Ганц Кюхельгартен». Санкт-Петербург, 1829 год Государственная публичная историческая библиотека

Первым опубликованным текстом Гоголя было именно стихотворение. Оно вышло без подписи в журнале «Сын отечества и Северный архив» за 1829 год, вскоре после приезда Гоголя в Санкт-Петербург. Называлось оно «Италия». Приведем здесь небольшой отрывок, чтобы составить представление об авторском стиле.

…Земля любви и море чарований!
Блистательный мирской пустыни сад!
Тот сад, где в облаке мечтаний
Еще живут Рафаэль и Торкват!
Узрю ль тебя я, полный ожиданий?
Душа в лучах, и думы говорят,
Меня влечет и жжет твое дыханье, —
Я в небесах, весь звук и трепетанье.

Впрочем, славу из рук вон плохого поэта явно создали не школьные стихи. В июне 1829 года Гоголь издает под псевдонимом В. Алов поэму («идиллию в картинах») «Ганц Кюхельгартен». Первые отзывы на нее очень неблаго­склонны. Издатель «Московского телеграфа» Николай Алексеевич Полевой пишет в своем журнале:

«Издатель сей книжки говорит, что сочинение г-на Алова не было предназначено для печати, но что важные для одного автора причины побудили его переменить свое намерение. Мы думаем, что еще важнейшие причины имел он не издавать своей идиллии. Достоинство следующих пяти стихов укажет на одну из сих причин:

Мне лютые дела не новость,
Но дьявола отрекся я,
И остальная жизнь моя —
Заплата малая моя —
За прежней жизни злую повесть…

Легенда 8. Сюжет «Ревизора» придумал Пушкин и подарил Гоголю

Вердикт: это правда.

Пушкин и Гоголь. Картина Николая Алексеева (Сыромянского). До 1880 года Wikimedia Commons

Что же до Пушкина, то он не упоминает о своем подарке нигде, но при этом пишет в дневнике, что Гоголь по его совету начал в 1834 году работать над историей русской критики (так и не осуществленной). Недостаток прямых свидетельств компенсируется мемуаристами, очень уверенно излагающими эту историю. Павел Анненков, первым опубликовавший процитированный выше фрагмент из «Авторской исповеди» в «Материалах для биографии А. С. Пуш­кина» (1854), особенно подчеркивает момент преемственности: «…По сознанию самого Гоголя, и „Ревизор“ и „Мертвые души“ принадлежали к вымыслам Пушкина». Спустя два года в своих воспоминаниях «Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года» он будет говорить о событии дарения как о хорошо известном факте: «Известно, что Гоголь взял у Пушкина мысль „Ревизора“ и „Мертвых душ“, но менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему свое достояние. Однако ж в кругу домашних Пушкин говорил, смеясь: „С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя“». В историю входят якобы пушкинские реплики, но непонятно, откуда они известны Анненкову и к какому источнику он апеллирует.

В мемуарах графа Владимира Александровича Соллогуба, опубликованных в 1865 году в «Русском архиве», история дополняется новыми подробностями. Там рассказывается о том, откуда этот сюжет взял сам Пушкин:

Также издатель «Русского архива» Петр Бартенев публикует обширное и красочное анонимное свидетельство, рассказывающее в подробностях, как эта история произошла с Пушкиным, и еще более категорично высказывает мысль о том, что «Ревизор» — это его задумка:

Сохранились воспоминания современников о вечере в доме Сергея Аксакова в конце октября 1851 года, где Гоголь рассказывал историю дарения сюжета «Ревизора». Ученый-славист Осип Максимович Бодянский записывает в дневнике 31 октября:

Платон Григорьевич Волков — петербургский литератор, с которым как раз и случилась упомянутая выше история в Устюжне, а история, пересказанная Пушкиным, произошла, согласно этому мемуару, с Павлом Петровичем Свиньиным, первым редактором «Отечественных записок».

Из всего сказанного выше понятно, что Гоголь не раз в той или иной форме упоминал о том, что идею «Ревизора» подал ему Пушкин. Cвет на эту таин­ственную историю проливает обнаруженный в начале XX века автограф Пушкина. Он нашелся среди бумаг, купленных Императорской публичной библиотекой за границей в 1910 году, и был впервые опубликован историком литературы Петром Осиповичем Морозовым в 1913-м. Автограф начинается словами: «[Свиньин] Криспин приезжает в губернию…» П. О. Морозов. Первая мысль «Ревизора» // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. СПб., 1913. Этот набросок стал свидетельством того, что Пушкин точно знал этот сюжет (причем именно как историю, случившуюся со Свиньиным) и собирался его разрабатывать (хотя, очевидно, не очень далеко продвинулся).

Легенда 9. Гоголь хотел жениться на графине Анне Виельгорской

Вердикт: это неизвестно.

Портрет Анны Михайловны Виельгорской. Картина неизвестного художника. 1850-е годы Государственный Русский музей

Что же это за письмо? Письмо очень неопределенное, «исполненное редкого трагического чувства» (по замечанию современного исследователя Юрия Владимировича Манна), полное намеков на нечто известное обоим адресатам, на нечто касающееся семейства Виельгорских и отношений Анны Виельгорской и Гоголя:

Гипотеза о неудачном сватовстве как будто бы довольно удачно объясняет эти намеки, но тем не менее в письме не сказано ничего конкретного. Кроме того, оно не датировано — и это дополнительный аргумент против для Воропаева, датирующего письмо не весной 1850 года (как это принято), а маем 1849-го, таким образом отказывая ему в статусе последнего и прощального.

С другой стороны, Саймон Карлинский в своей книге «The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol» совсем в другой перспективе доказывает несостоятельность этой легенды. Он указывает на чрезмерность реакции семейства Виельгорских: все семейство прервало общение с Гоголем. Карлинский, интерпретирующий творчество и жизнь Гоголя в свете теории о его подавленной гомосексуаль­ности, высказывает предположение, что драматическим моментом, повлекшим разрыв со всем семейством Виельгорских, была образом открывшаяся правда о гомосексуальной подоплеке связи Гоголя и покойного Иосифа Виель­гор­ского. Легенда же о сватовстве могла быть придумана, чтобы дать этому разрыву приемлемое объяснение.

Легенда 10. Гоголь страдал депрессиями и психическими заболеваниями и из-за этого умер

Вердикт: скорее всего, это правда.

Николай Васильевич Гоголь и отец Матвей. Рисунок Ильи Репина. 1909 год Государственный Русский музей

Впоследствии мысль о сумасшествии Гоголя станет общим местом и будет сопряжена с оценкой его творчества или его религиозности. Что же говорили врачи? Одним из ключевых источников сведений о последних днях Гоголя являются воспоминания Алексея Терентьевича Тарасенкова. Он, врач и сви­детель происходящего, не берется ставить однозначный диагноз. Тарасенков пишет о сложной природе болезни Гоголя и о духовной составляющей, лежа­щей в ее основе, но уверенно отвергает ряд возможных причин, в том числе и сумасшествие. Поразительно, но многие сделали из его текста выводы прямо противоположные, и Тарасенков был вынужден писать дополнительные объяснения и опровержения.

К спору о психическом здоровье Гоголя исследователи будут возвращаться снова и снова, ведь многое так и оставалось необъясненным. Так, Владимир Шенрок пишет в своем труде «Материалы для биографии Гоголя»:

«Последнее десятилетие жизни Гоголя представляет печальную картину медленного, но тяжелого и упорного процесса физического разрушения наряду с явным упадком таланта и болезненным напряжением религиозного экстаза. Нелепо было бы повторять избитую легенду о сумасшествии Гоголя, так долго держав­шуюся в публике, но нельзя в то же время отрицать несомненное нарушение в нем за последние годы, в связи с физическим расстройством, и душевного равновесия».

Нелепо повторять, но и невозможно отрицать.

Крупный психиатр середины XX века Дмитрий Евгеньевич Мелехов не взялся однозначно ставить диагноз ввиду недостатка информации, но все же не сом­невался в том, что речь идет о психическом заболевании:

Легенда 11. Гоголь сжег второй том «Мертвых душ» случайно

Вердикт: это неизвестно.

Николай Гоголь сжигает второй том «Мертвых душ». Картина Ильи Репина. 1909 год Государственная Третьяковская галерея

«…он долго еще сидел, задумавшись, потом заплакал и велел пригласить к себе графа. Когда тот вошел, он показал ему догорающие листы бумаг и с горестью сказал: „Вот что я сделал! Хотел было сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег все! Как лукавый силен — вот он к чему меня подвигнул! А я было там много дельного уяснил и изложил. Это был венец моей работы; из него могли бы все понять и то, что неясно у меня было в прежних сочинениях…“» А. Т. Тарасенков. Последние дни жизни Гоголя // Н. В. Гоголь в воспоминаниях современ­ников. М., 1952.

Известно, что Толстой сомневался в том, следовало ли публиковать упоми­нание о злом духе:

Что же нам известно помимо реплики Гоголя, пересказанной Толстым? Что служит дополнительным аргументом в этом споре? Единственным непосредст­венным свидетелем сожжения Гоголем второго тома был его слуга Семен. И в его рассказе (известном нам, естественно, тоже лишь в пересказах) пытают­ся найти подтверждение или опровержение того, что Гоголь сжег рукопись случайно. Вот как пересказывает этот рассказ Погодин:

По Гиппиусу, признание Гоголя в том, что он случайно сжег рукопись, заслу­живает доверия, потому что оно не опровергнуто никакими фактами. Смущает лишь то, что знаем мы о нем из третьих уст (Гоголь сказал Толстому, Толстой пересказал Погодину, а тот уже напечатал) и смысл его мог исказиться в пере­сказах.

Легенда 12. Гоголь боялся, что его похоронят заживо, и так и произошло

Вердикт: это очень маловероятно.

Посмертная маска Николая Гоголя, снятая Николаем Рамазановым в 1852 году © Дом Н. В. Гоголя — мемориальный музей и научная библиотека / ТАСС / Diomedia

Гоголь действительно боялся, что его похоронят заживо, и упомянул об этом в первом пункте своего «Завещания», опубликованного им при жизни в самом начале «Выбранных мест из переписки с друзьями» (1847):

«Завещаю тела моего не погребать по тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться… Будучи в жизни своей свидетелем многих печальных событий от нашей неразумной торопливости во всех делах, даже и в таком, как погребение, я возвещаю это здесь в самом начале моего завещания, в надежде, что, может быть, посмертный голос мой напомнит вообще об осмотрительности».

Завещание это было живо в памяти многих к моменту смерти Гоголя. Скульп­тор Николай Александрович Рамазанов свидетельствует, что действи­тельно видел следы разложения на лице Гоголя, прежде чем стал снимать маску:

«Улыбка рта и не совсем закрытый правый глаз его породили во мне мысль о летаргическом сне, так что я не вдруг решился снять маску; но при­готовлен­ный гроб, в который должны были положить в тот же вечер, его тело, наконец, беспрестанно прибывавшая толпа желавших проститься с дорогим покойни­ком заставили меня и моего старика, указывавшего на следы разрушения, поспешить снятием маски…» Н. Рамазанов. Московская городская хроника. Художественные известия // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. В 3 томах. Т. 3. М., 2013.

Толчком для распространения слухов о том, что Гоголя похоронили живым, было состоявшееся 31 мая 1931 года перезахоронение его праха с кладбища Данилова монастыря на Новодевичье кладбище. Источником их, судя по всему, был присутствовавший при эксгумации писатель Владимир Германович Лидин. Рассказ его существует в двух вариациях. Первая версия — пересказ устных свидетельств Лидина. Там утверждается, что скелет лежал в гробу в неестественной позе, в частности череп его был повернут набок (знак того, что Гоголя все же похоронили живым). Вторая версия — опубликованные в 1991 году воспоминания Лидина. В них эксгумация описывается иначе:

Как возникли различия между двумя этими версиями — непонятно. То ли рассказы Лидина действительно разнились, то ли смысл его рассказа исказился при пересказе. История об отсутствующем черепе сопровождается красочной легендой в пересказе того же Лидина:

Источник